С фигурой мне, чего уж тут скромничать, повезло.
Я посмотрелась в зеркало, чтобы оценить свой внешний вид: с той стороны на меня смотрит хорошенькая девушка с довольно приятными чертами лица. Глаза, хоть и покраснели и немного опухли, но вполне неплохо выглядят, распахнуты широко, аккуратно обрамлены тонкими бровями. Остренький носик, несколько узкий, но как мне все говорят вовсе не отталкивающий. Ровная кожа, при этом, вовсе не бледная, как у утопленника. Аккуратные небольшие губы. Вот только на голове сейчас сущий кошмар!
Срочно пришлось взяться за муссы, гели и расчески, чтобы создать из чёрных волос хоть какое-то подобие причёски. Как всегда придётся помаяться с непослушной прядью, которая в итоге так и останется непобеждённой!
– У Вас тут очень любопытная картина, – раздался сквозь дверь баритон Эрика.
В своей гостиной я помню только одну картину, висящую напротив окна, совсем близко с полками, уставленными пластинками. Это репродукция Жана Фрауша, «Безымянная богиня».
– Вам понравилась работа Фрауша, Эрик?
– Ещё бы она мне не понравилась! И тут дело даже не в её красоте – не смею назвать её плохой, но ни по мастерству написания, ни по качеству проработки деталей её никак нельзя назвать выдающейся. Здесь больший интерес вызывает та любопытнейшая история, что с ней связана. Вы её слышали когда-нибудь, Катарина?
– Нет. Расскажите!
Перекрикиваться через закрытую дверь и заниматься одновременно с этим укладкой волос довольно неловко, так что пусть какое-то время говорит только Эрик, а я буду просто слушать.
– Ну что ж, дело было около пятидесяти лет, в то время, когда на родине Жана происходил перенос столицы. Родной город художника Фрауша исторически был столицей на протяжении более тысячи лет, но внезапно стали обсуждать возможность лишения его этого статуса. Другой город вдруг перегнал малую родину Фрауша и в плане развития экономики, и культуры, и уровня жизни, так что ход был вполне естественным. Конечно же, в протест этому решению выступили все, кто только мог: простые граждане устраивали демонстрации, писатели и поэты писали всевозможные произведения, а художник Жан создал свою «Безымянную богиню». На картине видна величавая статуя женщины в античном храме, на ней развивающийся хитон. Красиво, величественно, но в храме пусто – явная аналогия… Не пережив такого, Жан Фрауш покидает свою страну и переезжает в… куда бы Вы думали?
– В Данкелбург?
– Совершенно верно! Здесь он открыл школу изобразительных искусств, организовал пару выставок, включаю ту самую, на которую заявился Поджигатель Томас, после чего спокойно дожил до старости оставшиеся пять лет. Умер в возрасте семидесяти восьми.
– Честно говоря, никогда об этом не слышала, – отозвалась я, убирая волосы назад и закрепляя их крупной белой заколкой.
– Мало кто слышал, – немного расстроенным голосом произнёс Эрик, – Знаете, я вообще склонен считать, что в Данкелбурге искусству и истории уделяется слишком мало внимания! Те же книги почти никто не читает, а вот у Вас я наблюдаю довольно обширный перечень самой разной литературы! Вы всё это прочли?
– Некоторые так и не смогла закончить…
На сей раз Эрик промолчал. Видимо, занялся более детальным изучением книг по их корешкам.
Какое-то время я работала со своими волосами, пока не привела их в порядок. Теперь всё просто отлично – смотрится крайне симпатично. Осталось только правильно наложить макияж.
В эту секунду меня словно ударило несильным разрядом – вспомнился Гарри. Я погнала неприятные мысли, чтобы ни в коем случае не расплакаться. Сейчас нельзя. Поразительно, как до этого он даже не мелькал в моей голове…
Эрик, всё же, мастер, раз смог выбить из меня всю боль от расставания обычной безрассудной ездой. Придумано здорово.
Да и сейчас лить слёзы мне уже не хочется. Небольшая горечь во рту и жжение в районе ключиц – и только…
– Катарина, скажите, неужели Вы даже стихи Каузера читали?
– Вы имеете в виду те, что в голубой книге? – спросила я в ответ, нанося пудру.
– Да, именно в голубой.
– Не все, но больше половины. Честно говоря, большинство я так и не поняла…
– Адольф Криф Каузер! Бунтарь литературного мира! Его манера писать стихи, его стиль, его рифмы остаются непонятыми большинством цивилизованного мира до сих пор! Многие считают, что он писал стихи под действием наркотиков, но некоторые полагают, что он просто непонятый гений! Лично я, насколько мне позволяют мои познания в поэзии, считаю его гением, пишущим под действием очень сильных наркотиков! Есть такие препараты, которые заставляют мозг работать крайне необычным образом!
– Пожалуйста, только без подробностей! – воскликнула я.
– Прошу прощения, я и не собирался забрасывать Вас всякой ерундой. Так, к слову пришлось… Но Каузер, конечно же, был гением. Несправедливо, что его обвинили в принадлежности к левомыслящими и убили. Понять не могу, чем он не угодил политикам, и где была наша хвалённая свобода слова и мышления! – Эрик замолчал примерно на секунду, после чего произнёс, – Прошу прощения, Катарина, я тут опять несу всякую чушь.
– А Вы несёте эту чушь намерено?
За дверью раздался донельзя сдержанный смех одноглазого блондина.
– Поражён, как легко Вы меня раскусили! Видите ли, всё это лишь с целью того, чтобы притупить ваше внимание и изменить Ваше отношение ко мне. Так получается, что мне удобнее и проще работать, когда ко мне относятся как к простому человеку, а не как к психологу! Не подумайте, что я поступал к Вам нечестно…
– Нет, всё это вполне честно, но… теперь я буду внимательнее по отношению к Вам, Эрик.
– Жаль, я добивался как раз обратного…
Теперь уже настала моя очередь сдержанно рассмеяться. Затем я взяла себя в руки и принялась наносить тушь. Как и все женщины в мире, я глупо открыла рот. Самый обычный рефлекс, непонятный вообще никому в мире.
Эрик в гостиной молчит, словно догадавшись, чем я занимаюсь, и старается не сказать под руку.
Я глянула на часы – прошло примерно сорок минут с того момента, как я начала работать со своей внешностью. Помнится, Гарри, когда был со мной, не мог нормально подождать и получаса… Его недовольные возгласы потом долго раздавались из соседней комнаты…
Таинственный молодой человек Эрик Пансмакер, прикидывающийся психологом, стараясь этим помочь людям. Человек верит в загробную жизнь, в ад и в рай и желает попасть в последний. Рак не оставляет ему много времени…
Врать он не должен, поскольку дал обещание.
Помада к такому наряду больше подойдёт ярких тонов. В данном случае можно выбрать яркую багровую. Цвет, как я и предполагала, оказался очень даже к месту.
