слабости. Так что не оставалось ничего другого, кроме как терпеть.
Палки и камни. Но цифровой мир, мир байтов и электронов, слов и изображений? Он доставлял ей столько радости и казался таким близким, что она считала его частицей себя. И это причиняло невыносимую боль.
Забравшись под одеяло, Мэдди плакала до тех пор, пока не забылась сном.
* * *
Мэдди недоуменно смотрела на экран.
В чате открылось новое окно. Оно было с какого-то незнакомого аккаунта; больше того, аккаунт не идентифицировался. Мэдди не помнила, чтобы когда-либо видела что-то подобное.
Чего от нее хотят? Опять поиздеваться? Если она ничего не ответит, будет ли это расценено как признание слабости? Мэдди набрала ответ, с огромным трудом заставляя себя нажимать на клавиши.
> Да, увидела. Чего ты хочешь?
Мэдди нахмурилась.
> Ты смущена? Не можешь говорить? Ну хорошо, я тебе подыграю.
То обстоятельство, что таинственный собеседник вместо эмотиконов использовал эмодзи [41], подтолкнуло Мэдди продолжать эту странную переписку. Она ощутила какую-то особую эмоциональную связь с этими глупыми значками. Когда-то давно они с отцом играли на телефонах в «Пикшенари» [42], но только вместо нарисованных картинок использовали эмодзи.
Мэдди выбрала символы с палитры:
Таинственный собеседник – Мэдди мысленно назвала его Эмо – ответил:
Мэдди долго разглядывала лицо гоблина, все еще неуверенная. На экране появилось еще одно эмодзи:
Девушка рассмеялась. Ну хорошо, по крайней мере, Эмо настроен дружелюбно.
Да, после того электронного письма она чувствовала себя дерьмово.
Ответ:
«Легче сказать, чем сделать, – подумала Мэдди. – Мне очень хотелось бы быть невозмутимой, чтобы слова отскакивали от меня подобно умирающим уголькам, безобидно падающим на камень». Она снова обратилась к палитре.
Ответ:
Мэдди задумалась над тем, что это могло означать. «Зонтик в дождь. Защита? Эмо, что ты хочешь мне предложить?» Она набрала:
Ответ Эмо:
У Мэдди проснулась подозрительность. «Кто ты такой?»
Ответ пришел через несколько секунд.
* * *
На следующий день в школе Сюзи казалась рассеянной и дерганной. Каждый раз, когда у нее вибрировал телефон, она доставала его и с опаской смотрела на экран. На ее раскрасневшемся лице застыло нечто среднее между страхом и злостью.
Мэдди было очень хорошо знакомо это выражение.
– Что с тобой? – спросила у Сюзи Эрин, ее лучшая подруга.
Подозрительно покосившись на нее, Сюзи ничего не ответила.
К четвертой перемене почти у всех девушек, травивших Мэдди, было то же выражение лица – «все меня ненавидят, никто меня не любит». Звучали взаимные обвинения; собирались перешептывающиеся группы, быстро распадавшиеся, с криками и руганью; кое-кто выходил из туалета с красными от слез глазами.
В этот день все оставили Мэдди в покое.
* * *
Мэдди рассмеялась. Две танцующие девочки чем-то напоминали Сюзи и Эрин. Нож в спину. Тыкающие друг в друга пальцы.
Девушка понимающе кивнула. Раз Эмо смог без приглашения заглянуть к ней в компьютер, разумеется, он мог также отследить, кто отправляет ей все эти письма и сообщения, и накормить мучителей их же собственным лекарством. Ему достаточно было перенаправить другим девочкам несколько сообщений, предназначавшихся Мэдди, а все остальное было делом рук их собственной паранойи и неуверенности в себе. Непрочная паутина, связывавшая их вместе, легко разорвалась и перепуталась.
Мэдди испытала радость и признательность.
Ответ:
«Но почему ты помогаешь мне?» Ответа на этот вопрос у нее по-прежнему не было, поэтому она набрала:
Ответ:
Мэдди не поняла своего таинственного собеседника.
Последовала пауза, после чего:
«Маленькая девочка, потом взрослая женщина».
– Ты знаешь мою маму? – Потрясение оказалось настолько сильным, что Мэдди произнесла это вслух.
– В чем дело? – Голос, прозвучавший у нее за спиной, был веселым и теплым. – Кто меня знает?
Мэдди крутанулась в кресле. В дверях комнаты стояла ее мать.
– Ты сегодня вернулась рано, – произнесла Мэдди так, что это прозвучало как вопрос.
– Что-то стряслось с компьютерами на работе. Работать было нельзя, поэтому я решила отправиться домой. – Подойдя к Мэдди, мать села на кровать. – С кем ты разговаривала?
– Ни с кем. Просто общалась в чате.
– С кем?
– Не знаю… С одним человеком, который помогает мне…
Мэдди следовало бы догадаться, что после этих слов у матери в голове зазвонит тревожный колокольчик. Не успела она опомниться, как мать выпихнула ее из кресла и сама села за клавиатуру.
> Кто ты такой и какого черта тебе нужно от моей дочери?
Похоже, долгое ожидание подтвердило ее худшие опасения.
– Мам, ты напрасно беспокоишься! Уверяю тебя, все в порядке.
– В порядке? – Мать указала на экран. – В таком случае почему ты общаешься одними пиктограммами?
– Это так называемые эмодзи. У нас такая игра…
– Ты даже не представляешь себе, насколько это опасно…
Обе умолкли, разом перестав кричать. Внимательно посмотрев на экран, мать набрала:
> Что?
– Тебе ответят, только если ты используешь эмодзи.
С каменным лицом мать выбрала «мышью» иконку:
Еще более долгая пауза, после которой на экране появилась длинная строчка эмодзи:
– Это что еще за чертовщина… – пробормотала мать. Затем выругалась, и у нее на лице последовательно сменили друг друга шок, скорбь, изумление и ярость. Мэдди могла сосчитать на пальцах одной руки все случаи, когда мать ругалась в ее присутствии. Произошло что-то очень серьезное.
Заглянув матери через плечо, Мэдди попыталась перевести пиктограмму.
– Что такое губы?.. Губы мужчины…
Но тут мать удивила ее.
– Нет, это значит: «Чьи губы целовала, где, когда, зачем…» [43]
Дрожащей рукой она набрала иконки:
Окно на экране мигнуло и погасло, и не осталось ничего.
Мать застыла, уставившись на экран.
– Что стряслось? – спросила Мэдди, осторожно трогая ее за плечо.
– Не знаю, – ответила та, обращаясь, пожалуй, не столько к дочери, сколько к самой себе. – Это невозможно. Просто невозможно…
* * *
Мэдди на цыпочках подкралась к двери спальни. Час назад мать захлопнула ее за собой и с тех пор не выходила. Какое-то время из комнаты доносились всхлипывания, затем стало тихо.
Мэдди приложила ухо к двери.
– Будьте любезны, я бы хотела поговорить с доктором Питером Ваксманом, – произнес приглушенный голос матери. Пауза. – Передайте, это Эллен Винн, по очень срочному делу.
«Доктор Ваксман был папиным начальником в компании «Логарифм». Зачем мама ему сейчас звонит?»
– Он жив, – сказала мать. – Это так?
«Что? – подумала Мэдди. – О чем мама говорит?»
– Не смейте говорить со мной таким тоном, Питер! Он связался со мной. Я знаю.
«Мы видели тело папы в больнице. – Мэдди остолбенела. – У меня на глазах гроб опустили в землю!..»
– Нет, это вы выслушайте меня, – повысила голос мать. – Выслушайте меня! Я чувствую, что вы лжете! Что вы сделали с моим мужем?
* * *
Они отправились в полицию и подали заявление о розыске пропавшего человека. Следователь выслушал рассказ Мэдди и ее матери. У него на лице последовательно сменились чувства: интерес, недоверие, веселье, скука.
– Я понимаю, что это кажется безумием, – сказала мать Мэдди.
Следователь промолчал, однако выражение его лица было
