— …о твоей книге, — сказал Эмиль.
Я понял, что, увлекшись моральным самобичеванием, упустил начало его фразы.
— Извини, что ты говоришь? — спросил я.
— Я просил тебя рассказать о твоей новой книге, — повторил он.
— О моей книге? — удивился я. Зачем он вдруг вспомнил о ней?
— Ну да. Об этой секции, как там ее… Париж, Пураж? Ты же хотел вчера о ней поговорить.
Ага… Теперь понятно. Сначала он показал мне, каким образом надо строить фразы, а сейчас предлагает поговорить по душам. Спасибо за предложение, друг. Я бы рад, но, в отличие от тебя, меня только что высекли. И пребольно. Так что я пока обожду. Попрактикуюсь в одиночестве, все обдумаю, подготовлюсь, тогда и побеседуем. А пока это развлечение не для меня. Слишком уж дорого оно мне обходится.
— Давай не будем об этом, — весело предложил я.
— Почему?
— Мне не очень хочется обсуждать книгу до того, как она написана.
Он понимающе кивнул. А затем подался вперед и заговорщически сказал:
— Обещаю — никому не расскажу. Если хочешь, это останется нашим секретом, пока ты не закончишь писать. Просто уж очень любопытно. Заинтриговал ты меня. Ну скажи хоть пару слов.
Его настойчивость мне не понравилась. Я не был готов сейчас к такой беседе. И как прикажете понимать «это останется нашим секретом»? На что это он намекает?
— Понимаешь, Десятый, — предпринял я очередной отходной маневр, — мне теперь не очень нравится это название. Я его заменил. И заодно стал подумывать о том, чтобы переписать все заново. А когда все будет готово, я тебе сам скажу, и мы с тобой об этом поговорим. Идет?
На его лице мелькнула тень разочарования, но он снова кивнул с этим выражением «конечно-конечно, о чем речь». Потом подцепил вилкой кусок «еды», отправил его в рот, прожевал и огорошил меня вопросом:
— Кстати, зачем ты позавчера так хотел обсуждать эту недописанную книгу в своей внутренней комнате?
Мне показалось, что я ослышался. Это уже не лезло ни в какие ворота. Ведь нас сейчас наверняка слушают! С какой целью он так грубо напоминает о моей ошибке? Я попробовал дать ему шанс забрать свой опасный вопрос назад.
— Разве я звал тебя во внутреннюю комнату?
— Конечно, — удивленно сказал он. — К тому же несколько раз.
Впервые с момента перехода в новый мир я находился в полнейшем замешательстве. Какая муха его укусила? Только что он был воплощением осторожности, учил уму-разуму и вдруг — на тебе — сам подставляет меня под огонь. Десятому вполне уместно задавать подобные вопросы, но как прикажете на них отвечать Пятому? Что он творит?!
— Рекомендую не развивать эту тему, — шепнул вдруг голосок Николь. — Чревато самыми неприятными последствиями.
Я взглянул на Эмиля. На его лице было написано неприкрытое нетерпение. И с моих глаз спала пелена. Так вот зачем он все это расспрашивал. Сначала он усыпил мои подозрения своими намеками, а теперь пытался спровоцировать меня на очередную глупость. Ну нет, милейший Эмиль, такой радости я тебе не доставлю.
Пятый медленно растянул губы в любезнейшей улыбке. Маски оставались на наших лицах, но теперь они стали полупрозрачными. И сквозь маску Десятого просвечивало лицо подлеца, которого я наивно считал другом. Глядя ему прямо в глаза, я ответил:
— Во внутреннюю комнату я тебя звал, потому что там находился мой черновик. Мне настолько хотелось почитать его кому-нибудь, что я забыл обо всех приличиях. Но теперь все изменилось. Эта книга осталась в прошлом, а я больше никогда не буду пренебрегать традициями.
Эмиль удивленно моргнул. Такого ответа он явно не ожидал. Я сгреб грязную посуду и направился к люку мусоропровода.
— Но ты вообще будешь писать новую книгу? — спросил он вдогонку.
— Разумеется, — бросил я через плечо. — Ведь это — мое призвание.
Кто-то из древних, кажется, Сулла, говорил: «Избавьте меня от друзей, а от врагов я избавлюсь сам». Умный был человек. Понимал, что тот, которого считаешь другом, может оказаться гораздо опаснее явного врага. Хотя, если задуматься, другом Эмиль мне никогда не был. Это мое воображение и склонность к идеализации сделали его таким. Я смотрел на него, как и на весь этот мир, сквозь розовые очки, а умные люди предпочитают темные. Но я к этим людям явно не отношусь. А жаль. Хотя никогда не поздно поумнеть. Другое дело, что это практически невозможно. Так что сделал бы умный человек, оказавшись на моем месте? Ну, в первую очередь — он бы на нем не оказался. Но если бы это каким-то загадочным образом случилось, он бы попытался разобраться в ситуации. Что мы сейчас и сделаем. Ну-ка, где там эта кнопка?
— Николь…
— Да, Пятый?
— Николь, почему ты остановила меня сегодня?
— Ты имеешь в виду твой разговор с Десятым?
— Да.
— Разве ты сам не понимаешь?
— Ты не хотела подвергать эксперимент опасности? Но ведь рядом никого не было.
— Я считала тебя более сообразительным, — тихо усмехается она.
— Почему ты меня остановила?
— Потому что мне стало жаль тебя.
— Жаль меня? О чем ты говоришь?
Она понижает голос.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Нет, не знаю. Скажи.
— Глупый мальчик. Если бы сказал еще одно слово, твой контракт уже бы ничего не спасло.
— Какая разница, сказал я его или нет? Ты-то ведь знаешь, что я мог его сказать.
Ее голос становится едва слышен.
— Да, я знаю. Но на стол Тесье ложатся донесения только о тех словах, которые были произнесены.
— Так ты… ты не должна была меня останавливать?
Тихий смешок.
— Я никому ничего не должна.
Опять этот Эзопов язык. Ну почему у меня нет нужных слов?
— Спасибо. Ты мне очень помогла.
— Я знаю. Теперь будь умницей. Что-то еще?
— Да. Один вопрос.
— Что?
— На меня поступало много доносов?
Пауза.
— Ты уверен в том, что тебе это надо знать?
— Абсолютно.
— Зря. Никогда не будь абсолютно уверен ни в чем.
— Сколько их было?
— Ну хорошо. Несколько.
— Почему ты мне не говорила о них?
— Потому что в этом не было необходимости. Ты просто входил в роль. Небольшие оплошности были неизбежны.
— Кто были эти люди?
— Извини, но этого я тебе не скажу.
— Ну что ж, спасибо и за то, что сказала. Это был один человек?
— Разумеется, нет.
— Почему «разумеется»?..
— Спокойной ночи, Пятый.
— Спокойной ночи. Спасибо еще раз.
Тишина.
Так вот кому я могу доверять… Кто бы мог подумать. И ведь это она рассказала мне тогда правду о Мари и Поле. Откуда такая благосклонность? Может… я ей нравлюсь? Или не я, а вечный Пятый? Что за глупости лезут в голову перед сном. Важно то, что она мне рассказала, а не почему она это сделала. А рассказала она достаточно. Даже более чем достаточно.
