Уборщица наотрез отказывалась прибирать в тренерской, и выносить бутылки.
– Заманчиво… – он поскрёб подбородок пальцами и прошептал. – С условием конфиденциальности.
– А то… – прошептал я.
– Действуй. Все бегом марш. Тридцать кругов.
Такой факт имел место в моём прошлом, но тогда я канат не заменил. Я почему-то возомнил, что забравшись наверх, я ухвачусь и повисну на металлическом крюке, сниму с него канат, сброшу его вниз и повешу другой, подвязанный у меня к поясу.
Я тогда хоть и не был "стукнутым", но мозгами у меня было совсем плохо. Я представляю себя висящего на высоте восемь метров на одних пальцах безо всякой страховки и пытающегося надеть тяжелющий канат.
В той жизни я, слава богу, не смог снять канат одной рукой, хотя долго пытался. Но тогда и не спорили.
Я пол жизни вспоминал о своей дурости и постепенно придумал, как бы я смог реализовать задумку. Да, в принципе, что там думать. Всё придумано до нас.
– А с меня что возьмёшь? – Тихо спросил физрук.
– Вы позволите нам заниматься в зале офп. Факультативно.
– И что за ОФП такое секретное? Приходите и занимайтесь.
– Каратэ, – тихо сказал я.
– Что это?
– Японский бокс.
– Ладно, потом разберёмся. Если не противозаконно, пожалуйста, занимайтесь. Ты вести будешь?
Я кивнул.
– Лады. Даже если проиграешь спор, разрешу. ОФП – наше всё. По рукам?
– По рукам! – Подтвердил я. – мне нужны верёвки, какие сетку волейбольную держат. Есть?
Я знал, что есть. Я их видел в тренерской. Целый моток плетёной капроновой десятки. Хороший такой альпинистский линь.
Получив линь, я навязал двойной беседочный и подогнал его под свои бёдра пропустил через петлю на груди конец и завязал петлю.
Повесив крюк нового каната на пояс я пополз по канату. Забравшись под потолок, я оплёл ногами канат и зацепил петлю страховки за крюк торчащий из потолка, перекинув её через крюк каната и потихоньку отпустил канат, повиснув на верёвочных петлях.
Виселось нормально.
Я поднял канат и продев его сквозь петлю линя, сбросил его вниз. Он аккуратненько так сложился, как змея.
Я висел под куполом цирка и пытался снять подвешенный на поясе новый канат, но одной рукой не получалось. Я кое-как передвинул его на живот и подняв двумя руками, нацепил на крюк.
Снизу раздались аплодисменты. Громче всех хлопал физрук.
Я вцепился ногами и руками в канат, перекинул петлю страховки через него и потихоньку заскользил вниз.
Глава вторая
– Ты знаешь, Михаил, каратэ под запретом. А я думаю, что за бокс такой? Запрещено, да… Как и культуризм. Особым указом.
Я погрустнел. Мне казалось, что не было запрета, ведь в 1978 секции выросли, как грибы. Откуда столько инструкторов тогда появилось?
– Жаль. А самому можно? Хоть ката и связки покручу.
– Самому? – Эс Эс потёр пальцами не очень бритый подбородок. – А почему нет? Я тебе ключ дам от зала и крути своего кота. Только окна надо забелить. Давно хотел, да руки не доходят. Чтобы народ не глазел.
"Ага", – подумал я, – "Не вам хватает тренерской для оргий. Хотя… Какие там оргии? Из-под двери, что на улицу ведёт так ветер свищет, аж сугробы надувает. Колотун зимой в зале дикий".
– Забелю. Легко, – пообещал я. – Только надо с директрисой согласовать.
– Надо, – удивлённо согласился физрук. – Ты такой, разумный стал. Сильно за лето повзрослел. А ты где каратэ освоил?
– Я же за Динамо выступаю. Вот иногда вместе и тренируемся. Подглядел кое что… Распечатки дали.
– Ну-ну. Покажешь.
– А то! Сегодня можно? У меня САМБО сегодня нет.
– На соревнование летишь?
– Лечу.
– Ну, смотри не пролети, – съюморил физрук домашнюю заготовку.
Я сморщился.
Пока мы разговаривали, пацаны натянули сетку. Играли в волейбол плохо. Кроме меня и Грека толком никто играть не умел. Да и ростом почти все мальчишки были мелкие. Я же был метр семьдесят шесть ростом и шестьдесят восемь килограмм вес.
Грек слегка прихватывал мяч, но кто его в этом возрасте осудит, зато хорошо навешивал. Я неплохо резал. У меня получалось "дожимать мяч" кистью и он попадал в площадку, а не в аут. А сегодня ещё стали "получаться" и приём, и подача. Вот мы с ним и "спарились".
– Здорово, у тебя получается кисть доворачивать, – Сказал он, качая головой. – Да и вообще ты за лето… раскобанел.
У Грека все похвалы имели какой-то уничижительный подтекст. Вообще… Это у него всё было самое лучшее, самое новое, самое фирмовое. И об этом он говорил с чувством такого превосходства и так брезгливо кривил при этом рот, что когда-то меня это сильно бесило, но не сейчас.
– Играй давай, а то заменю, – сказал я и пошёл подавать.
В команде были и девочки, естественное слабое звено. Подавай в неё, она сама убежит, или съёжится. Кроме Наташки Терновой. Это была моя соперница по спринту и вообще – прекрасная спортсменка. Я не помнил, занималась она чем-то или нет, но физкультура у неё шла отлично.
В младших классах мы с ней по физкультуре шли ноздря в ноздрю с моим небольшим превосходством. Потом окреп я и покрупнела она. Приняв женские формы она стала отставать от мня в спринте.
Когда я бежал рядом, я специально задерживался на старте, чтобы её обогнать и посмотреть. Её грудь ей очень мешала, мешала и мне. Когда я увидел это колыхание в первый раз, я забыл бежать и что надо обогнать. А бежали на результат.
– Я перебегу, – сказал я тогда Эс Эсу, и он меня понял.
И вот я пошёл подавать на Наташку Терновую.
Один профессор химии нашего политехнического как-то научил меня подачи "сухой лист". Вернее, я у него её подсмотрел, потому что никак не мог ей принять. Она мне ещё понравилась тем, что удар по мячу проводится почти как при прямом ударе открытой рукой и мяч летит без вращения. А если летит без вращения, значит упирается в воздух и начинает вилять. Куда он вильнёт не знает никто. То есть целься в игрока, а мяч сам вильнёт в сторону.
Я специально подгадал нужную расстановку и отправлял мячи Наташке.
– Наташка, лови, – говорил я и бил по мячу.
Она правильно вставала на приём, но мяч в последний момент вилял в сторону.
В конце концов она расплакалась и ушла с площадки. Блин! Я не хотел этого! Я просто шутил. И тут я понял, что пацанские гормоны превращают меня в пубертатного идиота. Я даже "гыгыкать" стал, как все. Охренеть, подумал я, и побежал в девчачью раздевалку, но она была закрыта на щеколду.
Немного поскулив и поныв за дверью, прося прощение, я вернулся в зал, но в игру не вошёл. Как-то всё вдруг надоело. Прошёл азарт. Со мной так часто бывало.
– Посвисти-ка, – сказал физрук Греку и отдал ему стальной свисток.
Присев рядом со мной на скамейку он спросил:
– Ты волейболом не хочешь заняться?
– Так я и занимаюсь, – удивился я, понимая, что он имеет ввиду.
– Не… Серьёзно.
– Не-е-е… Серьёзно не хочу. Не разорваться же мне? Я и так… Даже альпинизм не бросаю, хорошо, что он летом, когда времени полно. Но вот хочу дайвингом заняться, придётся завязать.
– Чем заняться? Дайвин… Чего?
– Нырянием с аквалангом.
– Водолазом, что-ли, хочешь быть?
– Ну да… Это по-английски.
– Это в ДСААФ, – махнул рукой физрук. – Ты у кого планирующую подачу "слямзил"?
Я дёрнул щекой, а потом головой.
– Понятно, – сказал Эс Эс. – Там же где и каратэ…
– В Динамо подсмотрел.
– И сам разобрался?
Я снова дёрнул угол рта.
– Объяснили.
– Понятно…
В спортзал заглянула директор и окликнула физрука:
– Сергей Степанович!
Эс Эс вздрогнул и посмотрел на дверь. Он боялся директрису, как огня. "Светлана" была правильным директором и разгоняла посиделки физика, трудовика и физрука неоднократно.
– Сергей Степанович, – она всегда выговаривала отчество учителей мужчин правильно, – отдайте мне Шелеста.
