туалет?! Теперь твой туалет под твоей кроватью. Сейчас, подожди! — сначала что-то загромыхало внизу, а потом чьи-то загребущие руки по-хозяйски зашарились у меня в паху. Впервые в жизни со мной такое. Раньше я всегда писал самостоятельно и уж точно, без женской помощи.
— Эй, ты чего делаешь! — заволновался я, пытаясь перехватить ее руки.
Сослаться на то, что я женатый человек, я не успел, струя безудержно и с жестяным грохотом уже била во что-то холодное. В то, что мне пристроили к промежности.
— Экий ты, парень, зассанец, неделю, что ли копил? — весело, с циничной бесстыдностью медработника хохотнул все тот же задорный голос еще невидимой мною незнакомки, но теперь уже не совсем мне чужой.
— Дольше. Я знал, что мы с тобой встретимся, — беспомощность всегда меня злила.
О как! Огрызаюсь, следовательно, мыслю. Значит живу. Но как?! Стена же! И скорость!! Пусть закрылки, но все равно около сотни на приборе было, я же видел!
— Вы, юноша, большой молодец! Шутить в таком состоянии, это немалого стоит! Очень хороший признак! Значит, все не так плохо! Теперь я верю, что и рентген подтвердит мой оптимизм, — невидимый мужик, назвавший меня юношей, вполголоса радовался за меня где-то тут совсем рядом.
А, может, он радовался не столько за меня, сколько за статистику своего отделения? У них, у медиков, как я точно знаю, тоже своя палочная система.
По моему лицу завозили чем-то мокрым и пахнущим лекарством. Я опять выпростал руки из-под одеяла. Хотелось самому протереть свое лицо.
— Не дергайся, сейчас я тебя умою и ты хотя бы глаза откроешь, — все тот же женский голос снисходительно, но уже без насмешки обнадежил меня.
— Ты после горшка руки-то помыла? — всерьез забеспокоился я.
Ответом мне прозвучал сдвоенный хохот мужика и молодухи. Почему-то я чувствовал, что женщина, недавно теребившая мои гениталии, преклонных годов еще не достигла. А глаза, что ж, глаза, это хорошо, ладно, пусть умывает.
— Помыла, помыла! Вот ведь, какой привередливый больной нам достался! — притворно запричитала девица, чье привлекательное лицо я уже достаточно хорошо рассмотрел через узкие щелки своих подбитых, но зрячих глаз.
Я видел, как медсестрица выбросила в кювету очередной влажный тампон, испачканный засохшей кровью с моего лица. Их там валялось уже не менее десятка. Девушка знала свое дело и рука у нее была легкая. Ощущение засохшей краски на моей физиономии постепенно уходило.
— Молодой человек, не беспокойтесь, вы в медучреждении и все санитарные нормы здесь соблюдаются. Вы лучше скажите, как вы себя чувствуете? — слева, на стул уселся мужик в очках и в белом халате, лет сорока на вид.
— Очень хреново я себя чувствую, — не стал я геройствовать и лукавить, — Голова сильно болит и дышать больно. Как там мои ребра? Целы?
— Это нормально. Не хорошо, но нормально. В вашем состоянии, разумеется, нормально, — уточнил очкарик, — Уж очень серьезные у вас травмы. И ребра у вас, молодой человек, к сожалению не целы, два ребра у вас сломаны.
— Пить хочешь? — рядом опять появилась милое фигуристое существо в белом, которое даже в этом моем состоянии очень хотелось потрогать.
И я внезапно понял, что больше всего на свете я сейчас хочу пить. Хочу воды. Холодной и много! Во рту сразу появилось невыносимое ощущение сухого картона и наждачной бумаги. Никогда прежде мне так не хотелось пить.
— Пей! — какой-то белый сосуд типа заварочного чайника уткнулся мне в зубы.
Я выпил все и попросил еще. Марина не стала вредничать и снова чайник перелился мне в рот. Во рту появился привкус крови. Это от разбитых губ, наверное. Я обследовал языком зубы, все они были на месте. Это напрягло. Так не должно было быть. Верхней шестерки слева не должно там быть. И мост справа отсутствует. Вместо моста были обычные зубы. Я в дурке?
— Марина, готовь молодого человека на рентген, — доктор опять появился в поле моего зрения. — Голова и грудная клетка. Ребра, грудина, позвоночник.
Он издевается, что ли? По сравнению со мной он пацан, потому что лет на десять меня моложе. Чего он глумится-то? Это нехорошо, если я в дурке.
— Доктор, а с какого это перепугу я для вас молодой человек? — начал я бычиться, еще не понимая в чем подвох, но, уже не желая быть объектом чьих-то шуток. Врач подошел и, нависая надо мной, с легкой тревогой всмотрелся мне в глаза. И медсестра придвинулась, и тоже с любопытством уставилась. А вот теперь их изучающие взгляды меня расстроили всерьез.
— Что-то не так, голубчик? Что вас беспокоит? — было незаметно, что он издевается, он, скорее, озадачился моими словами.
— Зеркало мне дайте! — не стал я обострять и без того непонятную ситуацию.
В конце концов, из всех присутствующих, это у меня голова не в порядке.
— Где я тебе здесь зеркало возьму? Да и, что ты там увидеть хочешь? Лучше не надо тебе в зеркало смотреть, — медсестрица Марина подумала и, взглянув на меня, с сомнением продолжила, — С неделю не надо, а лучше бы дней десять.
Сейчас моя голова работала уже гораздо лучше, чем еще полчаса назад. И мои глаза видели почти совсем хорошо. Вот только очень узко. Я начал внимательно прислушиваться к своим ощущениям и к состоянию своего тела. Ощущения меня тревожили. Они отличались от прежних. И если поначалу, в силу понятных причин, я не придавал этому значения, то теперь все несоответствия лезли, как иголки из ежика.
Тело было, мало того, что побитым, оно просто было другим. И не сказать, что хуже прежнего. Прежним я тоже был доволен, но это было поновее и кажется, немного постройнее. Меня опять начали терзать смутные сомнения.
— Ты, Марина, иди сюда, я спросить тебя хочу. А потом мы с тобой еще раз пописаем, — начал я подманивать к себе роскошную барышню в белом.
— Чего тебе? — девушка подошла, но особой радости в ее глазах я не заметил.
— Это что за больница? Здесь кого лечат? — вполголоса начал я издалека.
И начал я, похоже, не очень удачно. Лицо девушки меня не радовало своим выражением, но надежды, на то, что это не психушка, я пока еще не терял.
— Ты дурак, что ли… — медсестра осеклась и замялась. — Или… Ну да, башка-то у тебя как помидор раздавленный. В больнице УВД ты. А еще к тебе скоро из прокуратуры приедут, они звонили и спрашивали, когда тебя опросить можно.
— Прокуратура, это понятно. А почему это больница УВД? — продолжал я свой немудреный разведопрос, не обращая внимания на обидное поношение.
То
