родства с этой легендой, с еще одним чернокожим христианином, жившим много веков тому назад.
«Может ли быть хоть сколько-то правды за всеми этими историями?»
И хотя предвкушение золота вполне могло заманить в лес капитана Депре, Шеппард не мог противиться своему собственному стремлению – не к богатству, а к истории, на которую намекала эта монета.
Опустив талисман, он повернулся к М’лумбе.
– И давно уже нет Депре и остальных?
Тот покачал головой.
– Двенадцать дней. Они взяли с собой двадцать человек. – В злобно исказившемся рту сверкнули остроконечные зубы. – И моего брата, Нзаре. Я говорил ему не идти. Но капитэн заставил его.
Шеппард почувствовал, что в этом и крылся корень ярости каннибала – чем можно было воспользоваться.
– Тогда давай заключим мкатаба. Строго между нами.
Безволосые брови М’лумбы настороженно сошлись на переносице.
– Нини мкатаба?
Шеппард приложил руку к рубашке, накрыв сердце.
– Я отправлюсь в Мфупа Уфалме и приведу тебе твоего брата – но только если ты поклянешься, что ты и твои люди останетесь здесь и не отправитесь дальше в земли бакуба.
М’лумба обвел взглядом руины деревни, размышляя над предложением.
– Дай мне три недели, – умоляюще добавил Шеппард.
Рот М’лумбы лишь скривился еще сильней.
Шеппард напряженно ждал ответа. На худой конец, эти недели могли бы дать обитателям деревень на территории бакуба возможность покинуть родные места и укрыться в лесу. Он молился, чтобы предложенный им неравный размен фигур помог защитить эти пятьдесят тысяч душ от предстоящего варварства.
Наконец М’лумба поднял три пальца.
– Тату недель. Мы останемся. – Он бросил взгляд на раскиданные вокруг трупы. – А потом я опять проголодаюсь.
Шеппард невольно содрогнулся от омерзения при угрозе, прозвучавшей в этих последних словах. Представил себе ухоженные улочки столичной деревни бакуба, уставленные статуями предыдущих царей и наполненные смехом женщин и детей. Представил себе, как эти счастливые звуки сменяются криками боли, а по чистеньким улицам текут потоки крови.
Он посмотрел через реку Касаи на темные джунгли за ней. Преподобный не знал, есть ли там и вправду какая-то затерянная золотая шахта. Он даже сомневался, соответствует ли истине латинская надпись на монете. И явно не верил в какие-то древние проклятия, уходящие своими корнями в Царство Костей.
Но вонь горелой плоти напомнила ему одну непреложную истину.
«Мне нельзя их подвести».
23 апреля,
07:23 по центральноафриканскому времени
Провинция Чопо,
Демократическая Республика Конго
Пробудил Шарлотту Жирар жгучий укус какого-то насекомого, вернув ее к грубой реальности. Ей снилось, будто она плавает голая в бодряще прохладном бассейне загородного поместья своих родителей на Французской Ривьере. Хлопнув себя по шее, она резко села под пологом жаркого, пропитанного влагой шатра. Воздух душил и затоплял, как болото. Вдруг еще один укус в тыльную сторону другой руки. Вздрогнув, Шарлотта потрясла ладонью, запутавшись в москитной сетке вокруг раскладушки.
Выругавшись по-французски, высвободила руку. Уставилась на виновника, ожидая увидеть одну из кусачих черных мух, наводнивших ооновский лагерь для беженцев. Но на запястье у нее сидел красно-черный муравей – длиной с ноготь большого пальца. Его жвала глубоко впились в ее плоть.
Пораженная, она щелчком сбила насекомое в сетку, где то полезло вверх по марле. С глухо забившимся сердцем продралась сквозь занавеси вокруг раскладушки. Цепочки ползущих муравьев тянулись по полу спального шатра, зигзагом поднимались по стенам.
«Откуда они тут взялись?»
Достав сандалии, Шарлотта перевернула их и постучала о землю, вытряхнув еще несколько заблудившихся муравьев, а потом на цыпочках прошла по полу, похожему на ожившую географическую карту. К счастью, одеваться не пришлось – накануне она завалилась спать прямо в голубой медицинской униформе и белом жилете.
На ходу мельком глянула на себя в стоячее зеркало, на миг шокированная собственной внешностью. Ей не исполнилось еще и тридцати, но выглядела она лет на десять старше. Свои черные волосы Шарлотта обычно стягивала в практичный хвостик на затылке, но сейчас он весь разлохматился и покосился – распустить его перед сном она тоже не удосужилась. Глаза у нее были все еще припухшие, с темными кругами под ними от непроходящей усталости. Кожа на лице облупилась после многих дней, проведенных на солнце. Ее косметолог на Монмартре пришла бы в ужас, но здесь, в тропическом лесу, у нее не было времени для изысков вроде кремов от загара и увлажняющих лосьонов.
Прошлым вечером, уже хорошо после полуночи она без сил свалилась на свою раскладушку. Шарлотта была самым молодым из четырех членов медицинской бригады организации Médecins Sans Frontières – «Врачи без границ», работающей в лагере. Медперсонала катастрофически не хватало, а в расположенный в большой деревне лагерь вливались все новые толпы беженцев, пока джунгли к востоку продолжало затапливать практически непрекращающимся ливнем.
Восемь дней назад ее забросили сюда вертолетом из города Кисангани, где она одно время работала консультантом в рамках программы «Здоровые деревни» ЮНИСЕФ [14] – в основном на подхвате. Но здесь, в лагере, сразу пришлось впрячься по полной. Всего два года назад закончив ординатуру по педиатрии в Сорбонне, Шарлотта решила как-то отплатить за науку, подав заявление на годичную стажировку с «Врачами без границ». В тот момент это представлялось замечательным приключением – тем, что она была решительно настроена испытать, перед тем как погрузиться в рутинные будни какой-нибудь клиники или больницы. Вдобавок часть своего детства она провела в соседней Республике Конго [15], в ее столице Браззавиле, и с тех самых пор всегда мечтала вернуться в эти джунгли. К несчастью, прошедшие годы значительно приукрасили представление Шарлотты об этом регионе и определенно не подготовили ее к трудностям жизни в тропическом лесу.
«Вроде того факта, что всё здесь пытается съесть, ужалить, отравить или облапошить тебя».
Подойдя к пологу жилого шатра, она протолкалась за него на мутноватый утренний свет. Прищурилась после темноты, прикрыла глаза ладонью. Справа от нее раскинулись соломенные хижины и крытые жестью убогие хибары деревни. Значительная часть жилья здесь уже была сметена расположенной по соседству рекой Чопо, вздувшейся после продолжительных ливней. Слева, уходя далеко в лес, громоздилось скопление типовых шатров и сооруженных на скорую руку шалашей – здесь ютились беженцы из других деревень, вынужденные спасаться от паводка.
А люди продолжали стекаться сюда каждый день, переполняя и без того забитую до отказа территорию.
Дым нескольких костров практически не справлялся с вонью, разносящейся из выгребных ям. Количество заболеваний холерой росло как на дрожжах, и медикам уже не хватало физраствора
