– И вы сохранили мечту о мире, где нет места несправедливости?
– Об этом вам расскажет мистер Брэнсон.
– Весь мой опыт подсказывает мне, мистер Лорин, что мечтателям нет места в большой политике.
– А вы попробуйте взглянуть на ситуацию пристальней: ведь со времен Хиросимы мы живем в постоянном страхе. Каждый из нас. Страх оказывает влияние на все наши действия, от женитьбы до заключения международных соглашений. Страх делает агрессивной политику каждой страны, каждого военного блока. И агрессивность еще больше увеличивает страх. В результате каждый блок выдвигает такие требования, которые совершенно неприемлемы для других.
– Пак-Индия должна прекратить провокации на своих северо-восточных границах.
– Совершенно точно. Но если приглядеться внимательней, складывается впечатление, что все узловые требования хорошо сбалансированы. И если нам удастся удовлетворить их одним всеобщим соглашением, мы получим время для передышки, которая всем так необходима. В будущем это может войти в привычку, и когда возникнут новые проблемы, будет и почва для новых соглашений. То, что мы предлагаем – реально, мистер Смит.
– Мы не пойдем на уступки, – твердо сказал Смит.
– Перестаньте повторять слова своего Вождя, мистер Смит. Простите мне мою резкость, но давайте говорить как люди, как мыслящие существа. Находясь на столь высоком посту, вы не можете не ощущать всю непрочность, ненадежность вашей позиции. Думаю, вы многое отдали бы, чтобы заглянуть в будущее лет на десять вперед и увидеть себя на прежнем месте, да к тому же в безопасности. Не так ли?
– В жизни слишком много непредсказуемых факторов. – Однако, мы стремимся свести их к минимуму. Мы хотим уверенности, что сможем жить, любить и быть счастливыми, а на уровне государств действуем так, что наши шансы на такую жизнь постоянно уменьшаются. Словно все мы действуем по принуждению, как лемминги, бегущие к морю, чтобы утонуть. Мистер Брэнсон не верит, что договорится невозможно, что мы обречены жить в страхе. Он считает, что, проявив добрую волю, мы сможем сделать мир таким, каким он был в первые четырнадцать лет нашего века – вполне подходящим местом для нормальной жизни. Ваш Вождь такой же человек, как вы, как я. Ему совсем не нужна агрессия для укрепления своих позиций. Ему необходимо, чтобы уровень жизни в его стране непрерывно повышался. Разумные договоры, разумное использование природных ресурсов сделает это вполне возможным.
– Вы говорите, как свободный торговец из хрестоматии по истории.
– Возможно, вы правы. Речи мистера Брэнсона куда убедительнее.
– Войны, мистер Лорин, явление циклическое.
– Да, так обычно оправдывают их возникновение. Кто может остановить цикл? На солнце есть пятна – что с этим можно поделать? Мистер Брэнсон называет такие объяснения статическими.
– Похоже, ваш мистер Брэнсон умеет убеждать.
– Поверьте, это действительно так.
Дейк поставил автомобиль в гараж, рядом с площадью Новых Времен, и они направились сквозь слабые серые сумерки к снятому специально для этого случая офису. Дейк с отвращение почувствовал, что если Смиту захочется сказать что-нибудь о загнивающей профашистской демократии, то площадь Новых Времен будет для этого самым подходящим местом. Такому человеку, как Смит было бессмысленно доказывать, что перед его глазами лишь одна сторона медали, это сборище зловонных безумцев совсем не типично для сердца страны, где упрямые и твердые люди в лабораториях, на полях и в шахтах напряженно работали, чтобы их страна вновь стала процветающей. Главная проблема Земли, как не раз говорил Брэнсон, лежит в области биономики. Человек постепенно превратил окружающий его мир в место, полное самых разнообразных опасностей. Перед человечеством стояла задача, решение которой не терпит отлагательства: снова сделать Землю пригодной для жизни. Человеческую натуру, стойко продолжал утверждать Брэнсон, вовсе не нужно переделывать. В основе ее всегда лежала природная тяга человека к добру. Акты насилия были лишь продуктами страха, неуверенности в завтрашнем дне. Войны семидесятых годов привели лишь к дальнейшему разрушению морали.
Люди искали выхода в оргиях, иссушающих душу наркотиках, странном и извращенном садизме. 165-я улица была центром подобных развлечений. У поворота в темную аллею три женщины, явно находящиеся под полным воздействием проно, безжалостно избивали японского матроса. Хихикающие парочки одна за другой заходили в мрачноватые фойе маленьких кинотеатриков, чтобы арендовать дешевые номера, где три сверкающие изогнутые стены были трехмерными экранами, на которых непрерывно шло бесконечное и бессмысленное непристойное Голливудское шоу. Цензура ограничивала подобные шоу только гетеросексуальными темами, но в дальних кварталах можно было посмотреть в приватных залах импортированные шоу самого чудовищного содержания.
В стране было множество сект, которые из-за отвращения к нравам, царящим вокруг, основали новую религию, запрещающую производить себе подобных. Скандирующие толпы фанатиков-сектантов пикетировали входы в "притоны разврата". Никто не обращал на них ни малейшего внимания. В канаве лежал труп ребенка. Важный индиец стоял рядом со своим сверкающим автомобилем и скучающим голосом отвечал на вопросы подобострастного полицейского.
– Сюда, мистер Смит, – сказал Дейк, довольный тем, что он может увести своего спутника с улицы.
Они поднялись наверх в кряхтевшем лифте и пройдя через холл, вошли в офис. Дарвин Брэнсон быстро вышел из-за стола. Дейк почувствовал прилив уверенности, всем его сомнениям пришел конец.
Совещание началось. Дейк слушал мягкий убеждающий голос Брэнсона в пол-уха, настолько привык к нему. Но вдруг Дарвин Брэнсон холодно произнес:
– Разумеется, если все мной сказанное удовлетворит вашего Лидера, то президент Энфилд просит его… э… относится к нам дружелюбно.
Дейк весь напрягся:
– Дарвин! Неужели Вы имеете в виду, что мы…
– Пожалуйста! – прервал Брэнсон твердо.
Дейк неохотно замолчал. Он решил, что у Брэнсона есть веские причины на то, чтобы вести эти переговоры совсем не так, как все предыдущие. Смит улыбнулся.
– Поговорив с вашим юным другом, я опасался, мистер Брэнсон, что мне придется иметь дело со святым. Я рад видеть… реализм ваших подходов. – Наша страна, мистер Смит, не может не заручиться поддержкой такой могущественной державы, как ваша.
– Могу ли я сделать вывод, что наши будущие соглашения будут скорее… э… для видимости?
Никогда прежде Дейк не видел улыбки, подобной той, что появилась теперь на лице Дарвина Брэнсона.
