— Прямо и рычал? — не поверила Надя.
— Рычал, рычал. Вот так, примерно…
Ромка попытался изобразить рык; вышло это у него так забавно, что все чуть не покатились со смеху.
— А-а, — проговорил он обиженно. — Вам-то смешно, а я знаете как испугался? Сами посудите: стоит эдакий недомерок, глаза в землю опустив, да и рычит еще. Только что пена изо рта не льется.
— Сумасшедший, поди, — заметила Таня.
— Не знаю, может, и сумасшедший. Кто его знает?
— И что же ты сделал? — спросил Щуплов. — Набил хаму морду?
— Да нет… — отозвался Ромка, словно и не замечая насмешки. — Сперва я растерялся, и простоял бы, как дурак, пока этот чумной уходил. Но он будто и не собирался уходить никуда! Стоял и рычал!
— И ты? — подалась вперед Надя.
— Ну, я очухался, вижу, что никуда он не уходит, поставил сумку на землю и — хвать его за грудки.
«Что это, — говорю, — ты такой неаккуратный? Аккуратнее надо быть, здесь все-таки люди ходят.»
Он молчит, будто и не с ним я разговариваю. И все порыкивает, заметьте…
— Ой, как страшно, — передернула плечами Надя.
— Может, и страшно, а меня так зло взяло. Что эта скотина себе позволяет? Я его тряхнул как следует и говорю:
«Что ж это ты, свинья, рычишь? Не умеешь вести себя в общественных местах, так сиди дома!»
И тут он поднял глаза и посмотрел на меня… А глаза-то красные! И не человеческие совсем! И такая в них ярость, что меня жуть взяла. Отпустил его, и говорю примирительно, дескать, ладно, ладно, дороги всем хватит, ты, типа, не горячись. А он смотрит на меня эдак не отрываясь, а потом вижу, рот у него открывается медленно-медленно. А во рту… Вы не поверите: клыки! Да такие! Я таких ни у одной собаки не видел! Того и гляди разорвет!
— Нет, Ромка, ты положительно где-то не пива хватанул на разлив, а водки, и потом еще по солнцепеку долго шел. Вот и привиделось тебе, — заметил Щуплов.
— Да не пил я! — едва ли не в отчаянии крикнул Жуков.
— Ну, значит, просто перегрелся.
— Да на кой ляд я вам тут врать буду!
— Ладно, ладно, — примирительно сказала Надя. — Верим, верим. А что дальше-то было?
— Что дальше? — Ромкин голос задрожал. — А потом эти клыки стали приближаться ко мне. Я как завороженный смотрел. Вроде, и бежать надо, а на меня как столбняк нашел. И потом смотрю, с этих клыков будто бы пена начинает капать. Кровавая…
— Ну ни фига у тебя фантазии, — аж присвистнул Щуплов. — Да тебе, Рома, в писатели надо идти. Прославишься, как Стивен Кинг.
— А пошел ты, — бесшабашный и незлобивый в общем-то Жуков в этот раз обиделся. — К тебе, как к человеку, а ты…
— А он всегда такой, — заметила Таня, с неодобрением глядя на Александра. — Иногда противно просто.
Щуплов, неприязненно взглянув на свою подругу, замолк.
— Так чем же все закончилось? — спросила Надя.
— Чем закончилось? — переспросил Ромка. — А ничем. За кустами, как раз в той стороне, откуда этот придурочный явился, вдруг раздались голоса: шел кто-то, видать. Он как услышал, пасть-то свою закрыл, да снова как зыркнет красными своими буркалами. Бр-р-р! А потом прорычал что-то навроде: «Еще увидимся!» или «Я тебя еще найду!» и — убежал.
— Просто взял и убежал? — не поверила Надя.
— Да, убежал. Наверное, голоса его спугнули. И, как только он скрылся, компашка, человек пять, вывалилась мне навстречу. А я стою, глаза выпучил, а сумка с пивом стоит в сторонке. Они на меня как на дурака посмотрели, двое даже посторонились, думали, небось, что кидаться начну… Ну, я маленько в себя пришел и скорее к вам.
— Что-то непохоже было, как ты вошел, что тебя там чуть не съели, — не преминул заметить Александр. — Ничего так, веселенький был.
— Ну да, я еще Петьку Шарова встретил по дороге. С ним потрепался. Он, представляете, так с женой поругался, что у них дома ни одной целой тарелки или там кружки не осталось!
— Круто. Вот ты, оказывается, почему задержался, — сказала Надя. — А нам тут лапшу стал про каких-то диких зверей вешать.
— Еще одна, — обиженно отозвался Жуков. — Да все это правда! Просто Петька меня развеселил, так что как-то впечатления и поизгладились. А тут, как стал вам рассказывать, как вспомнил, так опять не по себе стало.
— Ну выпей, выпей, бедненький, еще пивка, — ласково проворковала Надя. — Забудь ты про этого психа.
— Хорошее веселье, нечего сказать, — заметила Таня. — Так с женой ругаться, что после этого целой посуды не остается.
— Не я же ругался, — рассмеялся Жуков. — И не я посуду бил, так что из чего есть у меня найдется. В отличие от Петьки.
Щуплов присоединился к веселью своего друга, чего нельзя было сказать о дамах.
— И нет ничего смешного, — заметила Надя. — Семейная трагедия, можно сказать.
— Тоже мне, трагедия! — отозвался Александр. — Балаган да и только. Что ж они в руках-то себя не умеют держать? Так ведь и до смертоубийства дойти недолго.
— Вот уж точно, — сказала Таня. — Только это совсем не смешно…
Обсуждая семейные неурядицы Петьки Шарова и другие сопутствующие темы, они не забывали подливать себе пивка, так что вскоре всем сделалось весело. Даже Щуплов с Таней вроде как помирились и сидели рядышком, причем с каждым выпитым стаканом все больше и больше находилось тем, в которых они были друг с другом согласны. Александр обрадовался, что их отношения, наконец-то начинают налаживаться.
…Назавтра была суббота, выходной день. Тогда-то и решили отправиться на вылазку.
— А тебе батя тачку-то даст? — спрашивал изрядно захмелевший Щуплов Ромку.
— А то, — отзывался тот икая.
Ромка, как коренной житель секретного города Н., жил в частном секторе с родителями. Его отец обладал полуразвалившимся четыреста двенадцатым «Москвичом», служившим источником вечных раздоров между Жуковым-младшим и Жуковым-старшим. Последний долго не хотел выписывать доверенность своему отпрыску, а когда и выписал, то всячески пытался ограничить его самостоятельные перемещения на вышеозначенном транспортном средстве. Ромка всячески восставал, бунтовал, грозился уйти жить на квартиру к любовнице, что, надо сказать, помогало, хотя и не надолго. Вот и в этот раз Щуплов вполне справедливо предположил, что такая блестящая затея могла сорваться из-за прихоти Жукова-старшего.
— А ну как он вздумает куда-нибудь ехать по своим стариковским делам, — продолжал он наезжать на своего друга.
— Да ну тебя, не порть настроение. Лучше скажи, сколько пива брать будем?
— Ну… — Александр помялся. — Ящик, наверное.
— Ящик? — Жуков пренебрежительно скривился. — Ящик — это двадцать бутылок, то есть десять литров, а если учесть, что наши дамы пьют не меньше нас, — то по два с половиной литра на каждого. Это на два-то дня, да еще таких жарких…
