Приступ острой ревности Роул придавила, заставив себя сосредоточиться на мысли, что Алексу с его противоестественным везением, похоже, удалось наткнуться на очередную похищенную. Совершенно свежую. Потому что сутки назад Коллингейм категорически не верил в похищения.
– Жертва? – уточнила Роул. Вдруг она неправильно оценила ситуацию.
– Не знаю. Хочу спросить у тебя, – буркнул Коллингейм.
– Я не знаю никакой Лолы Манцевич, клянусь здоровьем мамы, – поклялась Роул самым дорогим, что было в ее жизни. – И клянусь, что мы не предпринимали никаких действий, чтобы вовлечь тебя в расследование, кроме разговора кэпа. Ты веришь?
Алекс молчал. Роул ждала.
– Мне неизвестно ни одного случая, когда бы ты меня обманывала, – наконец ответил он. – Недоговаривала – да. Может, и обманывала, но пока я не обнаруживал явного вранья. Поэтому верю.
Тайни выдохнула. Всё не так плохо, как могло быть. Хотя и хуже, чем хотелось бы.
– Спасибо, – на грани слышимости произнесла она.
– Не за что.
– Расскажи, пожалуйста, что произошло? – попросила Тайни.
– Сначала скажи, почему ты не задала этот вопрос, когда я попросил тебя о встрече.
Вот так. То есть у него даже мысли не возникло, что она может захотеть его увидеть просто так? Только по крайней нужде? Нет, так дело не пойдет.
– Алекс, я хочу поговорить о том, что случилось между нами на Атоване, – четко произнесла Роул. Пора расставить все точки. И превратить их в многоточия.
– Мне это не нужно, – отрезал Коллингейм тоном подростка, которому купили вожделенную игру, но он оскорблен в лучших чувствах, поэтому не возьмет. Хоть на коленях его уговаривай.
– МНЕ нужно.
– Ну, раз тебе нужно, то слушаю о том, что случилось между нами на Атоване.
Алекс швырнул камушек в пенную воду. «Так уж и быть», говорил весь его вид.
Тайни рассказывала, аккуратно подбирая слова, избегая двусмысленностей. Попыталась показать мир таким, каким его видит она. И несмотря на то что Коллингейм всё еще был обижен, скорлупа, в которую он закопался еще на Атоване, дала трещину. Он начал говорить. А это уже шаг к выздоровлению. И в его словах, против его воли проскальзывали нотки, согревавшие Тайни душу:
– … ты грозилась рассказать, что случилось между нами на Атоване. Если с твоей точки зрения это описывается товарно-денежными отношениями, то я не впечатлен, – выговаривал он, попутно расписываясь в том, что эти отношения значат для него. Если бы не Майер жизнь вообще была бы замечательна.
Теперь Тайни осталось последнее – признаться в своих чувствах. И хотя в теории это выглядело просто, сейчас в ней всё заморозилось, будто ей заново предстояло сдавать тесты на подтверждение гражданства.
Сейчас. Сейчас она соберется…
– Когда я узнала, что у Эмиля проблемы, то хотела вернуться. Но… задержал «аларм». Угроза была не жизни, а свободе. Ну и репутации Родины. В общем, я выполнила свой долг, спасла из ловушки пацана-соотечественника, а к брату не успела. Но пока я летела, я этого еще не знала. Пока я летела, я думала… Что Майер улетел, и я… И мы…
О чем она думала? О том, как умопомрачительно они будут заниматься сексом? Как она будет щеголять перед ним в специально купленном для этого случая соблазнительном белье, а потом, уже после, она будет лежать у него на груди, перебирать курчавые волоски и рассказывать о Камелоте, планете, с которой, видимо, Алекса украли в младенчестве и подкинули на Атован…
Нет, пожалуй, она не была готова признаться в этом.
– В общем, я надеялась на встречу с тобой, – тихо закончила Роул.
И почувствовала, как напряжение, висевшее между ними, вдруг рассеялось. Словно прошла гроза, и трава еще мокрая, но первые лучи солнца уже пробиваются сквозь тучи.
Дальше было легче. Алекс словно расслабился и включился в нормальный диалог. Настолько нормальный, что даже удосужился задать личный вопрос. Как обычно, не в бровь, а в глаз:
– Тайни, а вот это… – он обвел ладонью у лица, как умываясь. – Это выражение лица у тебя – для конспирации?
Угу. Для конспирации. Жаль, что от Майера никакая конспирация не поможет.
– А… Не обращай внимания. Это нужно просто пережить, – махнула рукой Роул.
– Что-то с Эмилем? С родителями? – озабочено стал спрашивать детектив. Он искренне беспокоился и о ней, и о ее близких. Это было приятно. Но… «бесперспективно», выражаясь словами Вика. И Алексу этого не расскажешь. Роул прекрасно помнила, как полыхнул Коллингейм, когда она рассказала о причинах, побудивших ее бежать в первый раз. Он опять гордо выпятит грудь и заявит, что никакой Майер ему не страшен. Он бесстрашный. Ему не снятся черные драконы, которые вот-вот раздавят тебя своей лапищей.
– Алекс, – Тайни потянулась к нему и взъерошила ежик уже подсохших волос. – Поверь, тут ты ничем не можешь мне помочь. Мне это нужно просто пережить. Забыли.
– Ты обещала отвечать на мои вопросы, – упрямо бросил аргумент Коллингейм.
– То, о чем ты спрашиваешь, не относится к похищениям, клянусь, – хмыкнула Роул. Она была честна. – Лучше расскажи, что случилось с этой Лолой.
Коллингейм стал рассказывать. И чем больше он говорил, тем сильнее китиарка поражалась феноменальной везучести – или невезучести, смотря с какой стороны взглянуть, – детектива. Со стороны могло показаться, что Лола – подсадная утка. Но Алекс был уверен, что она действительно пропала. Впрочем, поминая ситуацию с ныне усопшей, – чтоб ей в Аду горелось, – Данаей, следовало признать, что интуиция детектива рядом с хорошенькими женщинами отказывает (на этой мысли очередная игла ревности со всего размаха вошла в сердце Роул). Однако в том чтобы подсаживать «утку» детективу не было никакого смысла. Он был безопасен невмешательством. Теперь же детектив настолько погрузился в проблему, что забыл о том, что находится под палящим солнцем.
– Ты не сгоришь? – Тайни поддалась соблазну и провела пальцами по горячему плечу детектива.
Коллингейм быстро, по-военному, оделся и сел к Роул. Он прижался грудью к ее спине, положив подбородок на ее плечо. Нужно быть строгой. Нужно быть сильной, чтобы защитить детектива от безумного Вика. Но это было так… долгожданно, что Тайни позволила себе понежиться в его объятиях.
– Ты хотела рассказать, что вы накопали, – напомнил Коллингейм, и Роул ощутила, как к ее копчику прижимается часть тела, настроенная на большее, чем просто поболтать и подержаться за ручку. Шеи коснулись нежные губы.
Она молодец. Она пробила плотину отчужденности. Справится ли она с тем потоком, который вот-вот ее захлестнет?
– Тебе к трем на массаж, – напомнила Тайни.
– Да и черт с ним, – прошептал Алекс в ответ. Его тоже несло. Он прижался всем телом, прихватывая зубами основание шеи, и Тай почувствовала, как рефлекторно поджались пальцы ее ног.
– А-алекс, пожалуйста, – попросила она, пока еще могла просить. – Пожалуйста…
Она пыталась подобрать хоть какой-то аргумент, но не могла. В голове было пусто. Но она придумает. Потом, когда останется одна. Опять останется одна, она придумает выход из этой безвыходной ситуации. А пока…
– …Дай мне время… – Роул решила не мудрствовать лукаво и просто уже повторила ту версию, которую она уже «соврала»: – пережить.
– Ладно, – посипел Коллингейм, но не ослабил хватки. – Рассказывай, что у тебя там есть.
Глава 7
Тайни сидела в своем номере и, уставившись в стену, прокручивала в голове картины с пляжа. Она не хотела этого делать. Хотя, что себе врать: хотела. Только это было… «бесперспективно». И, несмотря на это – безумно заводило. Горячий поцелуй, обжигающий, не хуже местного солнца. Показательный стриптиз Коллингейма – наказательно-медленный. И его хамски-притягательный акт самоудовлетворения. На Китиаре спокойно относились к обнаженному телу, сексу вообще и мастурбации в частности. Просто последнее относилось к личной жизни, а потому было неприкосновенно. Интимно. Тайно. Как это выглядит технически, Роул представляла. Но свидетельницей этого явилась в первый раз. И это было возмутительно, возбуждающе, мучительно и сладко. Отталкивающе – и не оторвать глаз. Быть частью этого и не участвовать одновременно. Как и Алекс, который был одновременно и частью ее жизни, и инороден, как заноза в пятке, которая тревожит на каждом шагу.
