Ознакомительная версия.
В этот момент люк открылся, спустился человек в маске с прорезями для глаз. Был он ростом и комплекцией с Игната, но узкая рубашка обтягивала плоский живот и мощную, бугристую мускулатуру. Что-то подобное было у Игната на заре службы, но он последовательно терял форму с каждым новым чином. К майору утратил напрочь, а у полковника один жир и остался.
Торс и вид вошедшего лишали всякой надежды на физическое сопротивление. Игнат попытался взять себя в руки и не выдавать страха.
Здоровяк протянул узнику бутылку апельсинового сока, Игнат жадно опрокинул ее в себя и сказал «спасибо». Вошедший заговорил неожиданно спокойным и приветливым голосом.
– Дорогой Игнатий Васильевич, прошу не волноваться. Меня зовут Руслан, просто Руслан. Я секретный сотрудник ФСБ. Я уже представлялся вам, если помните. Извините за жесткие методы, которые пришлось применить, чтобы вас сюда доставить. И за эту обстановку извините: у нас нынче с конспиративными квартирами напряженка. На камеру похожа, правда? Мы здесь обычно держим предателей, посягнувших на самое святое – безопасность нашей с вами родины. И помещение соответствующее. Они здесь очень сильно страдают. Но вас мы ни в чем не обвиняем и никакого вреда, боже упаси, причинять вам не собираемся. Вы честный и порядочный гражданин, военный в отставке, служили отечеству. Сейчас на заслуженном отдыхе. И очень скоро, может быть, уже сегодня, продолжите отдыхать и радоваться жизни в вашей уютной квартире. Все зависит от вас, уважаемый.
Есть такое понятие: стокгольмский синдром. Это когда преступники, захватившие заложников, обезврежены, а спасенные люди вдруг начинают всячески их выгораживать и вполне искренне испытывают к ним что-то вроде симпатии.
У Игната синдром этот наступил сразу же, по месту заточения. Готовясь к зверствам и пыткам, он вдруг услышал речь, ничего подобного не предполагающую. И человек в жутковатой маске, явно вравший про ФСБ, все равно вызвал предательское чувство благодарности и симпатии.
– Чем же я могу быть полезен органам? – с удивлением, но и с готовностью к сотрудничеству поинтересовался Оболонский.
– Игнатий Васильевич, дорогой, очень просто. Не буду размазывать манную кашу по столу. Нас, а точнее родину, интересует метод, с помощью которого вам удалось почти с нуля, за сравнительно короткий срок, выиграть на бирже двадцать миллионов рублей. Только не подумайте, что кто-то в нашей структуре ищет пути легкого обогащения. Мы таких не держим каленым железом выжигает. Но нам поручено получить у вас ответ в интересах экономической безопасности России. Ваши средства останутся при вас, слово офицера. Больше того, если вам мало, вы сможете продолжить. Хоть миллиардером становитесь. На здоровье! Рады будем за вас. Разумеется, при условии, что тайну знаете только вы и мы. Дадите расписку, ее в сверхсекретный сейф и – на столетия. Слово офицера.
Много лет он выжигал мозги алкоголем. Но извилин еще хватало, чтобы сообразить, что ему хана. Полная хана. Каюк. П…ц.
В числе шахматных терминов, известных ему, числился такой: цугцванг. Это когда ходишь по вынужденным клеткам и по другим не можешь – позиция не дает.
Игнат понял, что попал на цугцванг и смертельный мат неизбежен. У него было только три хода, все предопределенные. И все вели к гибели. Но делать было нечего.
– Слушай, Руслан, – неожиданно для себя Оболонский перешел на «ты», – клянусь здоровьем, нет у меня никакого метода. Я ведь не математик, не кибернетик – я простой военный музыкант в годах. Связался я с этой биржей, просрал почти все деньги. Вы мои отчеты видели, понятное дело. Значит, сами знаете. А потом вдруг, в один прекрасный или проклятый день, что-то у меня в башке перещелкнуло. Словно кто-то с небес диктует мне, на что ставить. И понеслось. Я сам долго не мог поверить. Думал, случайность, фартит, как в лотерею, когда выигрываешь понемножку на каждом билете. А дня через два скумекал: пришла ко мне, откуда ни возьмись, фантастическая интуиция. Дар божий, или космический, или еще откуда… Ставлю – и сразу выигрыш. Вот так и накапало.
Игнат замолчал, испытующе посмотрев на маску.
Здоровяк тоже молчал, глядя в пол. Пауза была недолгой.
– Да, всякое бывает, – философски заключил Руслан. – А что же вы при таком счастье играть прекратили и деньги сняли, а?
– Да я б чесал и чесал с этой биржи. Кому же охота себе кран перекрывать?! Только вот пропала интуиция в одночасье, как корова языком слизнула. Сижу и не понимаю, какие акции брать. Взял наугад какие-то, а они – вниз. Ждал-ждал, а они все ниже. Два дня ждал, покуда вернутся котировки, плюнул, продал с убытком. А до этого десять минут – и прибыль, десять минут – и прибыль. Вот и решил завязать.
– Что ж, Игнатий Васильевич, очень жаль. Я надеялся, что мы поймем друг друга. А вы меня за козла держите. Сказки рассказываете, туфту гоните. Контору нашу обижаете. Жаль.
Он встал и вышел, закрыв замок. Игната бросило в жар: все шло, как он предвидел. Первый ход сделан, кошмар приблизился. Надо делать второй. Игнат рассудил:
«Может, сверхинтуицией один из миллиарда людей обладает. А вот контакт с бронзовой статуэткой бугай этот воспримет как откровенное издевательство. Правда опасней вымысла. Лучше сразу третий ход: молчание. Или стоять на своем. Один хрен – замучают. Пропал!»
Дверь отворилась. Вошли здоровяк Руслан и его лопоухий напарник тоже в маске. Здоровяк скрутил Игнату руки за спиной, лопоухий защелкнул наручники.
– Я же говорил, Игнатий Васильевич, – мы на службе. У нас задание конторы. И мы выполним, чего бы это нам и вам ни стоило. Еще раз предлагаю: все начистоту. Мирно, без боли и слез… Как вы это делаете?
– Я клянусь, сказал правду. Мне врать не за чем. Жизнь дороже денег. А мне сдается, что вы собираетесь меня замучить до смерти.
Игнат обреченно замолчал. Все его существо приготовилось к истязаниям. И правильно. Лопоухий вышел и тотчас вернулся с набором длинных иголок.
– Тебе еще до смерти далеко, – уже совсем другим тоном, злобно и язвительно произнес Руслан. – Ты еще узнаешь, чего натерпелись наши деды в застенках гестапо. – И скомандовал: – Давай!
Этого истошного крика и многих последующих не услышал никто. Еще бы: подвал заброшенной егерской сторожки в сорока трех километрах на восток от города, в лесу, в двух километрах от Егорьевского шоссе, в ста метрах от неширокой просеки, по которой не проехать из-за колдобин и ям. Впрочем, для внедорожника – нормально.
Глава восьмая. Кое-что проясняется и… усложняется
Костик пришел ровно в семь. К этому часу Нагибин успел порасспросить Георгия Арнольдовича о некоторых упущенных деталях.
Ознакомительная версия.
