Соперники сошлись. Схватка началась.
Главным для Спарки было не подпустить медведя к себе: железный захват гиганта в минуту искрошит ему кости. Он атаковал на расстоянии вытянутой руки, кулак отлетал от тренированного тела Томми Медведя, как от упругой резины.
Томми беспечно отмахивался от наскоков низкорослого, по сравнению с Томми, Спракслина.
Томми лениво топтался: и для него, и для зрителей поединок казался оттягиванием финала.
Борьба заходила в тупик: Джон колошматил Томми, нанося град стремительных ударов и быстро отскакивал.
Гигант лишь почесывал ушибы и ответно, если успевал дотянуться, бил Спарки ладонью наотмашь.
От шлепков Медведя у Спарки уже кружилась голова. Из рассеченной губы струилась по подбородку кровь, капая на грудь, а противник по-прежнему был ленив, неповоротлив и невозмутим.
Команда Спарки отчужденной кучкой топталась у края круга: это была непонятная и странная для обитателей Лос-Анджелеса жизнь, и они еще не могли решить, как относиться к диким выкрикам взбодренной толпы, к терпкому и хищному запаху людского пота.
Между тем темп схватки убыстрялся. Теперь Спарки кружил вокруг Томми Медведя, не давая тому времени на передышку. Гигант уже не мог лениво стоять на месте: чувствительные кулаки Спарки, раз за разом достигая цели, раздражали Томми.
Броском Медведь опрокинул Джона, который чуть не вылетел за край круга. Пока Спарки очумело тряс головой, Томми, подняв кулаки, вразвалку двинулся на беспомощного соперника. Зрители зло заворчали. Схватка подошла к концу. Гиганту оставался шаг, чтобы огромный ступней пригвоздить распластанного противника к полу.
Трей взвизгнула и отвернулась. Берни сделал движение вперед, намереваясь остановить поединок – Томми наверняка оставит мокрое место от Спарки.
Но тут произошло непредвиденное. Спарки сгруппировался, поднялся, словно собираясь вскочить. И ядром метнулся под ноги Томми Медведя. Гигант, не ожидавший удара, пошатнулся, не удержался и рухнул на спину, нелепым жуком дергая руками и ногами.
– Победа! Победа! – ликовали зрители.
Томми сел, удивленно тараща глаза. Повертел головой – приветствовали явно не его.
А толпа, ошарашенная и немного смущенная, уже праздновала нового кумира.
Боевой круг тут же превратился в трапезную в честь победителя. Откуда-то, словно по мановению руки, появились консервы, грубо нарезанный хлеб, бутылки с мутноватой жидкостью.
– Самогон! – учуял Спарки специфический запах.
Его команда волей-неволей попала на праздник.
Трей глотнула из железной кружки с желтым утенком на боку – внутренности словно прожгло раскаленным свинцом. Но потом стало теплее и уже не так смердели тела людей вокруг. Пели, пили. Плясали, подпевая хриплыми голосами.
Берни Бернс протиснулся сквозь толпу:
– Рад, что вы немножко уронили Томми – он славный малыш, но в последнее время порой зазнается.
Спракслин безошибочно вычислил главаря буйствующего веселья.
– Есть разговор! Мы ищем негра, примерно, лет двадцати пяти на вид.
– Размороженный! – сообразил Берни и усмехнулся на молчаливое удивление. – Мы здесь не со всем темные, тоже новости визора смотрим!
– Да я тоже размороженный, – бородатый Джону Спарки понравился.
Он и сам был не прочь жить вот так бесшабашно и вольготно. О будущем можно подумать и после обеда. А вот Саймона Филлипса, бесстыжего и наглого убийцу, среди этих довольно безобидных людей – Филлипса надо выловить до того, как парень еще что-нибудь натворит. В Джо заговорил лейтенант Спракслин.
– Так вы нам поможете?
– Ну, – набрасывая куртку на плечи, туманно отозвался бородач, – мы и так собирались навестить разоров. – И крикнул:
– Розалинда, на сей раз ты пойдешь со мной!
Девушка, запыхавшаяся в танце, тут же возникла рядом.
Саймон пятерней попытался отодрать прилипшие к коже лба волосы. Теперь можно было осмотреться. Эдвард Бредли был запасливый хомячок. В стенной панели Саймон обнаружил встроенный сейф. Дверца, чуть заскрипев, поддалась. Филлипс усмехнулся, зарывшись по локоть в груду золотых монет. Дублоны, пиастры, франки, русские золотые десятки – зачем-то Бредли хранил эти поблескивающие гранями кругляши.
Саймон выдвинул верхний ящик. Плоские коробочки, выложенные по дну бархатом, скрывали в неприметной оболочке женские украшения. Филлипс попытался натянуть на мизинец массивный перстень с многогранником камня. Драгоценности бросали стремительные молнии, если повернуть гранью к свету. Забава надоела. Филлипс небрежно хлопнул дверцей.
Древние книги Саймон не тронул. Перед картиной в витой раме задержался.
В весеннем саду, чуть означенном гибкими веточками с туманными непроклюнувшимися почками, сидела девушка в черном. Кокетливая шляпка прятала глаза девушки за вуалью. Было раннее утро, и девушка зябко прятала руки в муфте. Длинная юбка из плотной ткани скрывала фигуру, лишь виднелся любопытный остроносый ботинок.
Саймон не удержался. Со столика с остатками обеда Бредли он выудил баночку с коричневым соусом и пририсовал девице усы.
Можно было и сваливать. Филлипс оттащил от двери тело Бредли. Мертвый старикашка оказался на удивление легким, словно вместе с жизнью из тела ушло еще что-то: так гусеница, перезимовав, прогрызает кокон и уползает, бросив ненужную оболочку.
Все было готово. Пошарив, Филлипс разбогател на несколько пакетов ветчины – любимого лакомства Бобби, да литровую бутыль с минеральной водой.
Мысль о толстяке развеселила. Саймон мог бы поклясться, что глуповатый Бобби по-прежнему сторожит аэрокар на посадочном кругу у музея.
Саймон порылся в карманах халата мертвеца. Нащупал и двумя пальцами вытащил сигаретную коробку. Ключей не было. Саймон закурил, щурясь на дверь. Особого беспокойства Филлипс не испытывал. Припомнил как сквозь дрему, что старик при входе просто приложил к панели руку – и дверь словно никогда и не была плотно вварена в проем. Пришлось тащить тело обратно.
Неудача не очень огорчала. Хоть Саймон не больно разбирался в электронной охране, но подозревал, что между живой ладонью и трепыхающейся мертвой тряпкой для компьютерной защиты есть разница.
Саймон приступил к запасному варианту. Первое испытание прожигающей коробки – на двери прорисовалась темная точка. Металл шипел, но обугливался, поддавался с трудом.
Саймон передвинул кресло так, чтобы оказаться напротив центра – теперь чудо-коробка сама делала свое дело.
