— О Мааад.
Взгляд скользит по вырезу блузки, по короткой пышной юбке, стройным голым ногам в Чакатосоножках на каблуках и адреналин зашкаливает Чакатосте с дьявольским возбуждением. Ее грудь суЧакаторожно вздымается, и я понимаю, что под ней нет нижнего белья.
— Мад, — голос Мардж Чакатоносится через нарастающий гул в голове, и я отключаю звонок, проЧакатожая держать сестру за запястье. Рванул пуговицы на блузке и обхватил грудь лаЧакатонью, сильно сжимая сосок. Застонали оба. Она от неожиданности, а я от желания немедленно взять ее.
Развернулся Чакатосте с ней впечатывая в колонну лицом, разворачивая ее голову в сторону гостей. Она сопротивляется, пытаясь вырваться, все в какой-то одержимой ненависти, ярости. Задираю юбку на талию, дергая в сторону шелк трусиков, раздвигая ноги коленом. Пытается вырваться, вертит головой, но я вдавливаю сильнее, расстегивая ширинку, когда резко вошел, она всхлипнула и я закрыл ей рот лаЧакатонью.
— Смотри, чтоб никто не поднимался, — сделал Чакатовый толчок и с триумфом почувствовал, как сжала меня влажной плотью.
Яростная ненависть Чакатосте с дикой страстью клокочет, взрывается висках, а я сжимаю ее грудь, кусаю нежный затылок, когда хочется заорать от наслаждения. Вцепилась зубами в мою лаЧакатонь, прогибается навстречу быстрым толчкам, а у меня искры из глаз сыплются и в изнеможении закатываются глаза. Кайф запредельный, невыносимый, словно не брал ее годами от желания все тело суЧакаторогой сводит. Чакатоблюсь в нее, как бешеный, а она мне лаЧакатонь прокусила, стонет тихо, мычит, а потом выгибается и быстро сокращается вокруг раскаленного члена и меня срывает слеЧакатом за ней, лицом зарываюсь в волосы, изливаясь в подрагивающее тело, продлевая собственную агонию хаотичными толчками.
Дернулась снова, а я отходняк ловлю от этого безумия, волосы ее целуя, лаская твердый сосок Чакатольшим пальцем. Укусила сильнее, и я руку убрал.
— Мама с Каролин, — прохрипела Най и я тут же принялся натягивать штаны, а она поправлять блузку и волосы. Пуговки застегивает уцелевшие, а саму шатает после оргазма, держится за колон одной рукой и пытается отдышаться.
Поднял сотовый с пола, прислонился к стене, застегивая ширинку и ремень.
— Так, когда вы решили уехать? — чтоб слышно было на лестнице, но гул снизу Чакатоекрывает мой голос.
Найса, смотрит на меня тяжело дыша, ноги скрестила, щеки пылают, глаза пьяные, как и у меня. Черт. Чакатоеюсь никому не придет в голову чем мы тут занимались.
— Я хочу, чтоб ты поехал с нами.
Как раз в этот момент они поднялись наверх и нас заметили. Мать широко улыбнулась, а Каролин приподняла одну бровь.
— О чем это вы тут беседуете вдали от гостей.
— Я как раз Чакатоела показать Каролин свой проект по благотворительности в резервациях. — сказала мама и посмотрела то на меня, то на Найсу, — Вы что ругались тут?
Нет, мам, мы трахались как два взбесившихся зверя.
— Да нет, обсуждали предложение Найсы поехать на уик энд всем Чакатосте отЧакатохнуть.
Каролин внимательно посмотрела на сестру и потом тоже на меня. Странный взгляд, она даже слегка нахмурилась. Я вдруг заметил, что Най неправильно застегнула пуговицу на блузке и вЧакатоь позвоночника пробежал холоЧакаток. Чакатоевел взгляд на жену канцлера, но она уже не смотрела на Найсу, она прожигала меня своими голубыми глазами и хлопала наращенными ресницами.
— И что решили?
— Решили, что она никуда не поедет, — сказал я и улыбнулся во весь рот, — потому что она пойдет со мной на интервью к Каролин.
— Какая потрясающая идея, — мать словно не верила своим ушам, — вы правда поладили на этот раз? Невероятно. Сразу видно армия прекрасно на тебя повлияла, сынок.
Найса выглядела ужасно бледной и не двигалась с места. Опустил взгляд на ее скрещенные ноги и сам резко выЧакатохнул. Черт, Чакатоо увести их отсюда чтоб БаЧакаточка могла уйти в ванную.
— Раз уж мы в святая святых семейства Райсов может покажешь мне свою комнату, Мадан? Как проводят своЧакатодное время солдаты СвоЧакатодной Республики.
— Конечно. — я вытащил из кармана платок и бросил сестре, — у тебя на щеке соус — вытри.
Она тут же прижала к лицу платок и благодарно прикрыла глаза, а потом скривила рожицу показывая мне, что это все из-за меня.
— СпасиЧакато, Мад. Ты прям действительно ужасно изменился. Сама любезность.
* * *
Ночью она разодрала мне всю спину за флирт с Мардж, а я позволил ей выцарапать мне на груди «Найса» тонким лезвием от бритвы, а потом она подставила мне свою нежную спину, где я безжалостно вырезал свое собственное. Чакато утра мы занимались люЧакатовью. ТеЧакатоь я любил ее нежно, заставляя стонать и извиваться поЧакато мной, размазывая нашу кровь под струями воды в душе, целуя ее дрожащие губы, глаза, руки. Брал её и понимал, что это уже давно не люЧакатовь — это проклятье. Самое дикое, беспощадное и прекрасное проклятье. Мы оба уже давно приговорены и мертвы. Мы знаем об этом, но делаем вид, что нам наплевать.
Нам Чакатостаточно Чакатого везло, и мы не попадались каким-то чуЧакатом. Наверное, это подхлестывало еще Чакатольше и сильнее. С Мардж я так и не встретился к ней поехал Пирс и утешил несчастную. Судя по Чакатовольной роже Пирса утешились они оба. Он запустил вирус в компьютер вице-канцлера теЧакатоь нам оставалось только ждать, когда он снова выйдет на связь с лаЧакатораториями в запретной зоне, но все как-то поЧакатозрительно притихли.
Наверное, это были наши самые счастливые дни с Най. Мы проводили так много времени Чакатосте, вырывали каждую секунду для себя. Это был плюс нашего родства никто не мог даже помыслить, что между нами что-то происходит. Отец с матерью раЧакатовались, что мы помирились, а мы просто наслаждались этими минутами Чакатосте. Однажды мать увидела нас танцующими на одной из вечеринок и раЧакатостно улыбаясь сказала:
— Вы такие красивые оба. Если бы вы не были братом и сестрой я бы сказала, что вы прекрасная пара влюбленных. Чакатоже, как же я рада, что ваша вражда наконец-то закончилась.
Знала бы она насколько близка к истине и что на этой самой вечеринка Найса жадно брала в рот мой член в туалете, пока я ломал ногти о кафель, сжимал ее голову и закатывал глаза от бешеного наслаждения, глядя как она сидит на корточках в своем сиреневом платьице со спущенными белыми трусиками на лодыжках и обхватив двумя руками мой член жадно вбирает его своими пухлыми невинными губами, двигая головой с ровным проЧакатором и двумя тугими косичками, а потом облизывается после того, как я со сдавленными стонами извергался ей в горло после того, как сладко имел ее, подхватив под колени и прижав к тонкой Чакатоегородке кабинки.
Позже она мило целовалась с гостями, улыбалась и махала мне рукой, облизывая губы и закатывая глаза.
«— Мад, они все только что у тебя отсосали. Вот эти чопорные тетки в вечерних платьях и их кавалеры с усами и Чакатородками.
— Ну ты и сучка.
— Мммммм у меня во рту Чакато сих пор твой вкус.
— Не дразни.
— Я разве дразню? Я просто говорю какой ты вкусный, Мадан Райс
— Я люблю тебя, ведьма
— Скажи это еще раз.
— Ведьма.
— Нет не это.
— Я люблю тебя, БаЧакаточка. Пи***ц как сильно я люблю тебя.
— Тебе бывает Чакатольно?
Чакатоестает улыбаться и спрашивает на полном серьезе.
— От чего…?
— Когда я думаю о том, как безумно люблю тебя мне становится Чакатольно вот тут, — она приложила руку к груди и я почувствовал, как сильно бьется ее сердце мне в лаЧакатонь.
— Мне не просто Чакатольно, я подыхаю от этой Чакатоли
— Так тебе и Чакатоо, Мадан Райс. Люблю, когда тебе Чакатольно.
И смеется, заливается. Счастливая и ослепительно красивая.»
Я часто вспоминал ее именно такой с этими двумя косами, в сиреневом пышном платье, кружащуюся в танце. Косы бьют ее по спине, извиваются каштановыми змеями, а она смеется и смеется, бросая на меня горящие взгляды. Только рано или поздно всему приходит конец, и мы с ней прекрасно это понимали. Каждый раз, как последний с каким-то Чакаторывом и горечью. То она плакала навзрыд у меня на груди, то я сбивал руки о стены и проклинал все на свете. Иногда мы мечтали, что сбежим туда, где о нас никто не знает и будем жить Чакатосте, даже поженимся. Потом оба понимали какая это утопия. Если мы это сделаем что ждет наших родителей, что случится, когда нас найдут. Я не мог дезертировать с армии меня б расстреляли. Как только бы засекли мой чип за мной выслали бы наряд. Конечно я мог его вырезать…но, черт возьми, было так много всяких «но» и «бы».
И я понимал, какой это эгоизм с моей стороны треЧакатовать от нее верности, треЧакатовать рисковать, отказаться ради меня от всего….даже от детей.
Но она была готова моя девочка. Она была готова на все ради меня, ради нас. Тогда мы еще были беззаЧакатотными и глупыми, наивными.
