воспитательно произнес Оскар.
Изабелла ничего на это не сказала, среагировав лишь кратким взглядом мрачных глаз с суровым лицом. А потом всех объединило столь же простое, сколь бодрящее явление — лучи света разгоняли тьму пронизывая ее насквозь, раскрывая для них всех истинный вид поверхности Целестина. Прямо за транспортом начинался восход вместе с отнимающей пространство Комой, выглядывающей немного слева от источника белого света, чьи прямые лучи сталкивались с защищающими людей шлемами и скафандрами. Этот рассвет ознаменовал начало нового дня, ровно сутки назад они поставили Палатку, даже не представляя, как все закончится. Варвар должен был появиться на рассвете, сейчас, в этот самый миг — но все, как и всегда, пошло не по плану. Они так стоят и стоят, окутываемые светом ИМБа и впечатленные Комой, увлеченные этим видом достаточно, чтобы хоть немного расслабиться и познать мелочность самих себя на фоне грандиозного пейзажа.
Уже идя к транспорту, все украдкой заметили справа от них появившихся Петю и Варвара, фрагмент их драки длился секунды три, после чего они вновь исчезли. Это было странное напоминание прошлого, чьи корни умудрились прорасти сквозь время, напоследок доказав свое существование, забыть которое никто уже никогда не сможет. Это было столь же странно в момент, сколь обыденно уже через несколько минут. В каком-то смысле это породило странные крупицы надежды на что-то произвольное, словно ставить точку в истории не обязательно. Об этом по-разному подумали и приняли все, кроме Любы и Насти. В них двоих это сыграло в обратную сторону — пронзающий страх с отвратительным презрением в адрес тех событий и этого послесловия. Они словно умерли и воскресли, вернувшись к изначальным координатам слишком другими людьми… настолько другими, что и сами не совсем понимают, кем ныне являются… Но точно знают, что нынешний вариант достаточно стабильный для опоры. И это было то, что давало им сил, — новые углы восприятия, изучить которые будет значительно приятней, интересней и попросту важней, нежели болтаться в одном и том же узле последних дней для одной и целой жизни для другой.
— Спасибо.
Люба удивилась Настиной благодарности скорее не из-за искренности, а по причине неожиданности сказанного.
— Что бы ты ни думала, я больше не злюсь на тебя. Думаю, на твоем месте я бы принимала аналогичные решения. Да я ведь почти и встала на твое место. Ты хороший человек, Люба, и я честно считаю, что ты заслуживаешь быть обычным человеком. Мы обе заслуживаем. Заслуживаем свою маленькую жизнь. И думаю, что у меня теперь появился еще один друг, который, надеюсь, обратится ко мне за помощью в трудный час.
Люба не ожидала такой доброй искренности, ее тронули эти слова столь сильно, сколь ей самой захотелось сказать в ответ нечто подобное. Но, переполненная эмоциями, она смогла лишь искренне улыбнуться, подкрепляя благодарственным взглядом.
— Кажется, я уже привыкла к тому, что Наставление трактовало буквальную истину… Когда коснешься воли бога, то как-то все иначе становиться… появляется смысл больший чем можно понять простой мыслью… «Слово свидетеля нуждается в слушателе столь же, сколь слушатель заслуживает наставления на будущее не в ущерб настоящему». И я еще думаю, что когда-нибудь расспрошу тебя насчет того… раз есть Мать — божество, создавшее людей, значит есть и Отец, которого ни ты, ни Оцелот почему-то ни разу не упоминали… Видимо есть причина. — Настя скромно улыбнулась, решив отложить этот вопрос на потом из-за желания не пачкать мирный момент новыми откровениями. — Полетели домой. — Сказав это, она с легкостью в мыслях и покоем в сердце пошла к остальным, уже забравшимся в звездолет. Люба же промедлила, поскольку эти слова вызвали легкое огорчение от известного ей факта, который она чуть не произнесла вслух, решив укрыть это по аналогичным Настиным причинам — из-за желания встретить новый день без излишнего контекста. «Опус — не наш дом», — прокручивалось у нее в голове еще некоторое время, пока она шла к звездолету под лучами красивейшего восхода, знаменующего начало нового дня.
Продолжение следует…
