Но что это? На экране — только что приведенный к присяге президент соседней страны, ставший к рулю в результате бескровного переворота. На минуту прерван репортаж со стадиона, президент читает «Обращение к народу и нации»: покончим с безработицей… расцвет демократии… остановим инфляцию… стабилизируем… и так далее. Джентльменский набор каждого нового правителя каждой страны. Однако лицо президента показалось Гарду странно знакомым. Тьфу ты, черт! Подозрительно молод для такого поста, несколько смущен, хоть и читает речь без запинки… Ах, да не в этом дело! Что-то кольнуло изнутри Гарда: он быстро взял папку только сегодня начатого дела, нашел фотографию молодого человека и немедленно набрал номер записанного в деле телефона.
— Слушаю… — раздался женский голос.
— Говорит комиссар Гард. Прошу быстро включить телевизор! Первый канал! Включили?
— Боже! — послышался из трубки возглас Дины Ланн. — Это же Киф!..
И трубка умолкла, хотя отбойных гудков не было. Гард понял: теперь нужно вызывать к девушке «скорую помощь». Так, сделано. Уф!
«Ну и денек!» — подумал Гард, поглядывая на часы. Пора было собираться к Карелу Кахине, который оказался вполне достойным товарищем. Гард встал, неожиданно для себя произнес: «Пингвином буду!» — и треснул подтяжками о свою мощную грудь.
Дерево можно выкопать, отряхнуть с его корней землю до последней песчинки, пересадить на другую почву, и если оно привьется, то уже ничто его не будет связывать с прежним местом. С людьми так не бывает. Даже если человек сам, добровольно оборвет все связи с прошлым, то от памяти ему деться все равно некуда, ее не стряхнешь с себя, как землю с корней. Она прорвется хотя бы в снах, ее след останется в повседневных привычках, в манере поведения, походке, разговорах, и даже сама попытка истребить все эти остатки прошлого наложит свой особый отпечаток, который для чуткого глаза выдает «второе дно» человека. Тем более если такой человек не сам, не по своей воле начал иную жизнь, тогда ниточка завяжется наверняка. Он сам протянет ее в прошлое, а она будет тем крепче, чем прочнее были когда-то его привязанности к кому-либо или к чему-либо. Кроме того, в прежней жизни, кроме рабочих навыков, остаются еще, как себя ни страхуй, либо деньги, которыми человек хочет воспользоваться, либо родственники и друзья, без общения с которыми жить невозможно, либо любимые женщины, которые тянут к себе словно магнитом, либо враги, без которых жизнь пресна, как дистиллированная вода. Короче говоря, соблазн что-то прихватить с собой из вчера в сегодня…
На что и рассчитывал Гард, ища встречи с главарями двух самых крупных и могущественных мафий, в состав которых входили все девятнадцать клиентов «Фирмы Приключений». Гауснер и Фрез, как люди умные, — а то, что они умные. Гард не просто предполагал, а знал, можно сказать, наверняка, иначе они не были бы руководителями синдикатов насилия, — должны были не только понять комиссара полиции, но и помочь ему.
Далее могло быть несколько вариантов. С одной стороны, исчезнувшие с помощью «Фирмы Приключений» люди если и не восстановили старые связи с мафиями, то по крайней мере какие-то частные контакты с отдельными членами этих организаций могли поддерживать. С другой стороны, трудно предположить, что их исчезновение проходило при полном попустительстве или равнодушии главарей мафий, которые смотрели бы на это сквозь пальцы, не стараясь возобновить с ними деловой контакт, если бы знали, что их гибель мнимая. Во всяком случае, именно в недрах синдикатов насилия Гард надеялся найти тщательно скрытое звено цепочки, которое соединяло «покойников» и живых гангстеров, которые, в свою очередь, не без помощи Дорона сейчас вновь превращаются в покойников, но уже без кавычек.
Гард не исключал того, что полиция могла бы размотать эту цепочку и сама, без главарей, если бы располагала пусть не месяцами, то хотя бы неделями или днями. Увы, речь в данном случае шла о часах, учитывая темпы Дорона, который, в отличие от полиции, точно знал, когда и кем стал мнимый «покойник». Дорон имел в сравнении с Гардом колоссальную фору, даже если предположить, что бывшие клиенты «Фирмы Приключений» захотели бы смыть свои следы и улизнуть от генерала: все равно ему было до них ближе, чем комиссару Гарду.
Оставался один шанс опередить Дорона, чтобы спасти оставшихся семерых, и Гард этим шансом не мог не воспользоваться.
Земля кругла не только в физическом смысле слова. Для неискушенного обывателя полиция и гангстеры такие же антиподы, как ультралевые и ультраправые политические группировки. На деле это далеко не так. Полиция нередко действует гангстерскими методами, а гангстеры, бывает, завладевают рычагами власти, после чего для отвода глаз занимаются вполне респектабельным политическим бизнесом; впрочем, далеко не всегда «для отвода глаз», часто еще и для того, чтобы подстраховать свои грязные и темные дела. Заметим попутно, что и ультраправые с ультралевыми иногда бывают близнецами-братьями. Все это удивляло и когда-то возмущало комиссара Гарда, пока он не стал догадываться о тесной связи некоторых политических деятелей с генералом Дороном, который хотя и возглавлял не мафию, а государственный институт и научно-техническую разведку, но тоже, судя по всему, создавал свою тайную и, в сущности, гангстерскую империю. Власть — к ней одинаково стремились и политики, и гангстеры, и военные. И тогда Гард усвоил следующую истину: если ниспровергатель порядка становится хозяином порядка, то он обязательно начинает его укреплять. И наоборот, бывший хозяин, потеряв власть, становится ниспровергателем. Эта трансформация столь же неизбежна, как превращение воды в лед при температуре ниже нуля градусов и льда в воду при температуре выше нуля.
Главари столичных мафий Гауснер и Фрез, правда, пока не стали «властью», но были уже столь малоуязвимы, что любой гражданин страны мог найти в телефонной книге адреса их вилл, кстати расположенных в аристократической части города. И о том главаре, и о другом, как и об их отношении друг к другу, полиция знала так много, что Гард в любую минуту мог посадить их за решетку. Но не делал этого, как и другие комиссары полиции и даже более высокие чины, ибо прежде надо было сломать обе «империи», без чего суду элементарно не удалось бы выслушать ни одного свидетеля, а если бы и удалось, то никакая тюремная охрана не сумела бы предотвратить побег главарей, тем более что им и бежать-то не пришлось бы: их не удалось бы туда посадить! А вот уничтожить обе «империи» было почти так же просто, как излечить запущенный рак, который уже всюду дал метастазы.
