Нежный даже не подумал спрашивать у неё. Всё тот же многолетний опыт подсказывал ему, что женщины признаются в содеянном далеко не сразу, а некоторые вообще не признаются, даже если доказательств столько, что так называемое чистосердечное признание не очень-то и нужно. Что же случилось? Дама стесняется? Оставшись в кабинете одна, она занялась чем-то таким, за что ей сейчас стыдно? Что же это за постыдное такое занятие? Кроме самоудовлетворения, на ум ничего не приходило. Но Сорокина была совершенно не похожа на тех, кто в этом нуждается, а если уж её бы вдруг и припёрло, она бы потом совершенно не стеснялась. Майор ещё не забыл дерзко брошенные ему в лицо трусики.
Значит, не стыд, а угрызения совести? Как она могла ему нагадить? Из комнаты она не выходила, значит — телефон. Кому звонила? Только шефу, тут больше никто Нежному не опасен. Разве что ещё федералам, но это вряд ли. Шефу, конечно же, на него наябедничала. О чём же она стукнула начальству? Наверно, о том, что он угостил двух дам дорогим кофе, себя тоже не забыл, прежде чем вернуть изрядно полегчавшую баночку законному владельцу.
Быстро научилась, надо же. Хотя, почему научилась? Она новичок только здесь, а не в профессии. Там, где она работала раньше, наверняка тоже был ещё тот гадюшник, с чего бы другим управлениям чем-то отличаться от этого? Всюду змеиные клубки, масса интриг, подсиживания и доносов начальству. Ничего, если из-за неё будут крупные неприятности, он сделает так, чтобы бедная женщина не прошла испытательный срок. Или она добьётся, чтобы его мнение по этому вопросу никого не заинтересовало? Тоже вполне возможно.
Майор пристально взглянул на Сорокину. Под этим взглядом иногда раскалывались матёрые рецидивисты, а Марио порой начинал нести такую чушь, что его адвокат хватался за голову. Сорокина тоже занервничала, но признаваться, конечно же, не собиралась. По представлениям Нежного, сейчас она должна завести длинный разговор на какую-нибудь нейтральную тему, скорее всего, служебную.
— Юрий Николаевич, а почему вы не захотели разбираться с той французской книгой? Хотя бы попытаться найти фамилию художника и посмотреть другие его картины, — она оправдала все его ожидания. — Ехать в Париж необязательно, там могут поискать и федералы.
— Может, позже, — осторожно ответил Нежный. — Сейчас мы с тобой поедем допрашивать соучастницу той девки, которая постреляла Вань из Хельсинки. Это гораздо важнее.
— А кто она?
— Соседка покойного Бонифация с восьмого этажа, конечно. Она так и не объяснила шефу, почему отвела собаку к старику, хотя сама осталась дома, а ему псина могла только помешать. Уклонилась от ответа, а вы ей позволили. Но это не главное. Объясни, как она узнала, что нужно забирать собаку?
— Выстрелы услышала, наверно.
— Услышала выстрелы, и смело сунулась туда, где шла перестрелка, даже не поинтересовавшись, там ещё стрелки или ушли. Нет, Сорокина, она точно знала, что плохие парни убиты. Для начала допроса этого вполне достаточно. Одевайся, и поедем. Я поведу, а то ты постоянно заезжаешь куда-то к чёрту на рога. В нашем городе навигатору верят только идиоты и приезжие.
На самом деле Нежный не стал ничего выяснять во Франции совсем по другой причине — он очень не хотел узнать там что-то лишнее об оборотнях, хотя бы то, что они существуют. Легенды об этих существах известны давно, спецслужбы ими активно интересуются, по крайней мере, отечественные федералы — уж точно, а достоверной информации для публики нет. Так что вряд ли майор Нежный, поймавший оборотня за шкирку, получит нобелевскую премию. Скорее, он получит пулю в затылок, а подполковник Федералов утрёт скупую мужскую слезу и скажет: «Жаль мужика, но интересы страны превыше всего».
Так обстоят дела с любой тайной: одни люди её знают, и им разрешено знать, другие — не знают. И вот когда кто-то из не допущенных что-то узнаёт, его либо делают допущенным, либо затыкают рот. Хорошо, если затыкают деньгами, терпимо, если угрозами, а вот пулей — совсем не хотелось бы. Представить Федералова, предлагающего ему чемодан долларов, Нежный так и не смог. Угрожать он тоже не станет, знает, что бесполезно. Так что остаётся самое неприятное.
Надо будет ещё грамотно построить допрос с этой соседкой Бонифация, так, чтобы ни в коем случае не узнать от неё ничего лишнего. Только поэтому он решил поехать к ней вместе с Сорокиной. Он бы и один поехал, так вроде надёжнее, но сейчас ни в коем случае нельзя оставлять Сорокину без присмотра. Она запросто может без его разрешения связаться с французской полицией и узнать лишнее. Не сама, так с помощью Палёнки. Хорошо бы поручить ей что-нибудь такое, что отвлечёт её от самоубийственных идей, но что? А вот за Бардина можно быть спокойным — он ошалел от одного вида бывшей проститутки, и все глупости, на которые его потянет, неизбежно будут связаны с ней и только с ней.
Они уже вышли на улицу и шли к служебной стоянке, как вдруг зазвонил его мобильник. Ругаясь, майор с трудом вытащил его из кармана пиджака, задрав пальто, несколько раз попытался нажать клавишу «Ответить», не смог, пришлось стаскивать перчатку. Сильный мороз с радостью укусил его за кожу, пришлось срочно отдать телефон Сорокиной, а самому лихорадочно натягивать перчатку обратно, пока дело не дошло до серьёзного обморожения с ампутацией пальцев.
— Ваш приятель из спецслужбы, Юрий Николаевич, — сообщила Сорокина, возвращая телефон. — Он влип в такие маленькие неприятности, что ему нужна ваша помощь.
— Что у вас случилось, товарищ Федералов? — недовольно поинтересовался Нежный, которому не нравилось разговаривать на морозе, но сбрасывать вызов он не стал.
— Кажется, оборотни убили Хоттабыча, — сказал подполковник. — Он пошёл за машиной, но из гаража так и не вышел. Я не знаю, как разбираться с такими делами. Это ваша епархия.
— У них там камера наблюдения есть?
— Сейчас выясню, — подполковник сделал паузу, а потом заговорил по другому телефону. — Есть новости? Понятно. Камера там есть? Камера наблюдения, идиот! Хорошо, конец связи. Товарищ Нежный, там есть камера.
— Ничего не делайте, — в голову Нежного пришла гениальная идея. — Сейчас к вам подъедет мой сотрудник, капитан Сорокина. Она и займётся этим делом.
— Может, лично вы займётесь, товарищ Нежный? Или того парня пришлёте, Бардина? Нет у меня доверия к женскому полу в наших делах.
Ни разу за всё время их знакомства Федералов не говорил таким жалобным тоном. Видно, от последних событий его шкура задымилась. Но своя шкура была Нежному значительно дороже, поэтому ни о каких уступках он и не думал. Пусть Сорокина плотно займётся убийством Хоттабыча, если его действительно убили, а то подполковник сказал «кажется». Тем временем Нежный разберётся с соседкой Бонифация, причём так, чтобы в протоколе допроса ни о каких оборотнях и речи не было.
