Сервер и дракон - Ханну Райяниеми

Потом поднялась на смотровую площадку «Лили».

Она смотрела на корпуса кораблей и видела силуэты их путешествий, паутиной наложенных на Землю, видела смещение цепочек поставок, которые были повсюду, как живые существа. Змеи Биби рождались и умирали. Она видела, как сетевые каналы рвались и сжимались в Эстуарии, словно щелкали лопнувшие резинки.

Лондон, пылающий костер в устье реки. Карты эмоций из данных нимбов, разбросанных по городу. Маленькие звезды там, где люди занимались сексом, широкие синие полосы сна, сеть желтых стрессов и тревог людей, которые спешили на работу рано утром. Финансовые рынки обрушивались на них, как волны. Силой мысли она могла перемещаться назад и вперед во времени, как в Threads, вот только сейчас ей была доступна хронология не только людей, но и вообще всего. Она видела, как все связано. И Threads тоже был там, социальные связи формировались и распадались. Она видела, как они встраиваются в разные места, в экономику, в транспорт, и видела, как огромные змеи экономики поглощают змеек из света, на которых держится мир.

Она видела все, и все имело смысл. Это не могло быть просто приложение, это должно было быть сообщество людей, которые видят данные и делятся ими друг с другом. Она вдруг смутно почувствовала присутствие других людей в приложении. Она хотела поговорить с ними, задать вопросы.

И тут она увидела Биби.

Она была там, в сети Topsight, крошечная вспышка, которая перемещалась между огромными явлениями, создавала связи, толкала, уворачивалась. Приложение позволяло не только видеть, но и менять. От этого осознания у Куови по щеке побежали мурашки. Там, где проходила Биби, общая картина менялась – словно птицы взлетали с болота, словно вдруг расцветала улыбка.

Куови улыбнулась и помахала ей.

– Куови?

За спиной у нее стояла мама. Что бы она увидела, посмотрев на нее с помощью Topsight?

Но это был неправильный вопрос.

Куови сняла нимб и обернулась. Мир закружился. Мама обнимала ее за плечи. Куови моргнула от яркого солнечного света.

– Милая, что случилось?

– Ничего, – сказала Куови, вытирая глаза. – Что будем делать сегодня?

Пальцы Оранена дрожали на руле BMW. Дорога до Туртолы представляла собой извилистую змею грязи, там и тут покрытую лужами дождевой воды цвета мочи. Небо имело цвет туалетной бумаги из вторсырья.

Он не пил уже три дня. Восемь часов ехал из Хельсинки, и от усталости щипало глаза. В зеркале заднего вида видно было, что вены на висках потемнели и набухли и пульсировали в ритме его головной боли. Бессмысленная болтовня местной радиостанции делала только хуже, но он не хотел ехать в тишине: поля ячменя вокруг были слишком велики и слишком пусты, их однообразие нарушали только покосившиеся сараи, как будто сделанные из зубочисток.

Дом оказался таким, каким он его помнил: приземистый, двухэтажный, с облупившимися желтыми стенами и соломенной крышей. Он припарковал машину перед сараем и вышел, слегка пошатываясь. Дул холодный ветер и приносил с собой запах мертвых листьев.

Оранен был дома.

Старик содержал это место в чистоте: его резиновые сапоги «Нокиа» все еще стояли рядом с лестницей в прихожей. Мать Оранена всегда поднимала шум, если кто-то заходил в дом в обуви.

Он выстроил алкоголь на кухонном столе – несколько бутылок водки Koskenkorva и два ящика темного пива. Еще была посылка от Дмитрия, холодная и тяжелая. Он взвесил ее в руке и сунул в ящик стола.

Темнело, и Оранену пришлось пошарить в кладовке, чтобы найти выключатель. Когда он повернул его, кухонная лампа вспыхнула и умерла. Он поискал в ящиках запасную лампочку, но не нашел.

– Perkele! – буркнул он. Напиться до смерти – это одно, но делать это в темноте – совершенно другое.

Оранен шел в деревню бодрым шагом, надеясь и согреться, и стряхнуть с себя тревогу горожанина при виде дороги без фонарей. Безлистные березы отбрасывали длинные тени на дорогу.

Приземистый деревенский магазинчик стоял возле церкви. Оранен вошел внутрь, стараясь не смотреть на пылающие красно-желтые заголовки таблоидов: они не знали правды. Он проигнорировал знакомый укол гнева и стыда и пошел искать лампочки.

Идя к кассе, он услышал знакомый голос.

– Saatana, сегодня же суббота! Неужели человек не может получить свою законную выпивку? Кейджо, продай мне пару бутылок пива, Karjala пойдет. У меня полно денег. Всего пару бутылок, ну? Давай, Кейджо.

Пенгеркоски почти не изменился. На картофелеобразном носу полопались сосуды, но копна светлых волос, грязный комбинезон и резиновые сапоги остались прежними. Он был на два года старше Оранена, но в Туртоле было не так много детей, так что в детстве они много общались. Когда Оранен поступил в старшую школу в Хаакала и каждое утро ездил туда на автобусе, Пенгеркоски остался на ферме, возился с двигателями и пил. Как-то папа упомянул, что Пенгеркоски сбил кого-то в пьяном виде. Это не сильно удивило Оранена.

Лицо Пенгеркоски просветлело.

– Оранен, jumalauta! Это и правда ты! А я уж думал, мне мерещится. Бывало и такое!

Он рассмеялся, показывая желтые зубы, и протянул руку. Рука была грязная, но пожатие оказалось крепким.

– Твоя морда была во всех газетах! Твой старик говорил, как ты отлично устроился на юге. Perkele! Рад тебя видеть!

– Взаимно. – Оранен вдруг понял, что улыбается. Он-то планировал сделать все так, чтобы не встретить ни одного знакомого. Что за черт. – Кажется, Кейджо не продает тебе пиво?

– Бесит, блин. Я тут кое-что испортил недавно. – Он показал Оранену руку со свежими шрамами на костяшках и ухмыльнулся. – Просто упал в окно, пока ссал. Я так и не привык разбивать головы, хотя очень хочется. Просто суки тут все.

– Пошел ты, художник ссаный, – прошипел владелец магазина. – Если не уберешься, я тебя…

Оранен прочистил горло.

– Я хотел купить лампочку.

Кейджо взял деньги, сердито глядя на Пенгеркоски. Пенгеркоски покачал головой.

– Как можно сегодня – и не выпить, – сказал он.

Оранен на секунду задумался.

– У меня есть пиво. И коса. И еще сауну думал затопить. Как тебе?

– Охрененно! Saatana! Сынок Оранена не ссучился! – Он хлопнул Оранена по плечу. – В отличие от некоторых.

Когда они выходили, он показал Кейджо средний палец.

– Я обещал твоему отцу присматривать за хозяйством, – сказал Пенгеркоски, когда они пришли. – Наверное, надо было почаще заходить. Но в этом году урожай будет. Ячмень.

– Все нормально.

– Если хочешь, я тут разгребусь. Все равно делать особо нечего. Корова взбесилась, и пришлось зарезать весь