Алекто даже не притронулась к ужину. Поставив кувшин рядом с постелью, она легла поверх покрывала, положила руку на браслет и закрыла глаза. Больше всего на свете она желала сейчас одного: погрузиться в волшебное сновидение, которое позволило бы ей оказаться за стенами маркграфского замка.
Кто знает, сколько времени прошло до того, как перед глазами Алекто вдруг появилась необычайно светлая, словно сотканная из воздушных нитей, картина. В мерцании мириады мелких огоньков, похожих на светлячков, роем окруживших холст, не сразу удалось разглядеть изображённую на нём фигуру юноши: высокого и необычайно гибкого, со спадающими на плечи кудрями волос, с бронзовым полуобнажённым телом, выступающим из тени. В одной руке молодой человек держал ключ, украшенный завитками из золота; жест другой руки поражал и завораживал глаз. Кисть и пальцы, направленные к кусту папоротника, в движении, полном изящества и загадочности, как бы призывали приглядеться к тайне, которая скрывалась между многослойными резными листьями, покрытыми крохотными капельками росы: точно изумрудная брошь, усыпанная алмазной крошкой.
К какому неведомому путешествию приглашал этот указующий перст?
Однако главное было не в этом. Потребовалось время, чтобы оно явилось к Алекто, завладело её сознанием, ослепило. Сомнений не оставалось: лицо юноши с ключом принадлежало л’Аодрену, королю морганов.
И чем дольше Алекто смотрела на него, тем сильнее становились её сомнения. Алафред, как его звали жители острова, был умиротворённым, с глазами, воплощающими спокойствие, с почти насмешливой улыбкой. Алафред был живой, обретший новую жизнь, которую кисть художника сделала бессмертной. Это был Алафред вдохновлённый, излучающий радость на века. Означало ли это, что тот, кто написал эту картину, не верил в гибель короля морганов? Или же эта картина была данью его памяти, неистребимой вечной любви к нему?
Только Аталия была способна написать эту чудесную картину, только она стремилась оживить любимого, только она могла видеть (ведь она овладела магическим даром морганов) местонахождение ключа, которое оставалось недоступным взорам других смертных...
Почувствовав жгучую боль на запястье, точно его внезапно опалило огнём, Алекто взглянула на браслет. Загадочное чудесное украшение, некогда принадлежавшее Аталии, полыхало ярким светом, слепившим глаза. Тем не менее Алекто сумела различить исходящий из золотого потока прямой тоненький лучик, похожий на дрожащую натянутую в воздухе нить. Этот лучик указывал на каменную кладку ограды в имении Бруиден да Ре, затканную огромными веерами папоротников. За мгновение до того, как лучик, вспыхнув роем искр, погас, Алекто увидела ключ – точь-в-точь как тот, что был изображён на картине – он лежал, утопая в изумительном пуху разноцветных мхов.
Подхватив заветный ключ от тайника с сокровищами морганов, Алекто бросилась в сторону скал с возвышавшейся на них башней маяка.
Глава 37
Небо было безоблачным, море спокойным; привычно пахло водорослями; над головой Алекто кружили чайки, а в прозрачной воде у скал были видны распластавшиеся на дне оранжевые морские звёзды и повисшая над ними огромная розовая медуза.
Солнце проникало сквозь толщу воды, рассеивая красноватые и желтоватые краски на большой глубине, но не меняя расцветки ближе к поверхности. Взору Алекто предстал великолепный подводный пейзаж: заросли водорослей, расположенные на белом песке на небольшой глубине, зелёные актинии, кораллы, рифы, уходящие в голубую бездну. Дно здесь было покрыто камнями – зеленоватыми, желтовато-красными, гранитными с блестящими вкраплениями.
Во время прилива камни погружались глубоко под воду, а при отливе как будто оголялись, возвышаясь над поверхностью воды. Алекто помнила, что самый высокий прилив, называемый Полной водой, у берегов Раденна связан с новолунием. Следующее новолуние в этом году должно было наступить как раз в праздник тёмного Самайна, то есть... уже завтра. Ныне же ожидался отлив, который называли Малой водой, и это означало, что Эд де Туар мог совершить путешествие к подводному замку так же легко, как семнадцать лет назад, когда последовал за Алафредом-л’Аодреном.
«Как только он догадается, что ключ у меня, тотчас поспешит сюда, к маяку», – подумала Алекто и, подобрав подол платья, начала взбираться по отлогому спуску скалы наверх, ко входу в маяк.
Когда за девушкой закрылась дверь, она заметила в полутьме какое-то движение. В башне маяка кто-то был! И внутренний голос подсказывал Алекто, что это вовсе не призрак смотрителя. От страха у Алекто учащённо забилось сердце. Она прильнула спиной к стене и, положив ладонь на браслет, крепко сжала его, точно искала в нём защиты. В тот же миг девушка почувствовала, что браслет вибрирует. Она посмотрела на него, и ей почудилась, что он вспыхнул красным. Алекто восприняла это как сигнал тревоги – и её затрясло от мысли, что здесь, в маяке, её подстерегает смертельная опасность. Она была совсем одна, и, если бы на неё напали, как это случилось в церкви и на скалах, спасти её было некому. Алекто пожалела о том, что не успела поделиться своими планами с Преподобным Готфридом, и что Обер куда-то исчез именно сейчас, когда она нуждалась в его помощи. Вспомнив о викарие и менестреле, Алекто поймала себя на мысли, что, кроме этих двоих, у неё больше не осталось защитников.
Девушка овладела собой и, освещая себе путь сиянием, излучаемым браслетом, двинулась вниз, по узкой лестнице, которая оказалась продолжением той, что уводила на верхнюю башню маяка. Лестница была такой узкой и крутой, что Алекто пришлось опираться руками о стены, чтобы не скатиться в зловещую темноту. Спустя какое-то время она очутилась у низенькой, неприметной с первого взгляда, двери. Стоит ли говорить, что дверь была заперта? Недолго думая, Алекто вставила ключ с золотыми завитками в скважину, с трудом повернула его и открыла дверь. От скрипа петель девушка внутренне съёжилась. Очень сильный скрип означал, что дверью давно не пользовались.
Дверь Алекто решила оставить приоткрытой – на тот случай, если ей придётся убегать. Перед её глазами открылась длинная галерея, уходящая в черноту мрака, стены которой были выложены искусно обработанными каменными глыбами. Галерея была наполнена водой до высоты роста двухлетнего ребёнка, однако, приглядевшись, можно было заметить, что вода постепенно убывает, просачиваясь сквозь трещины в стене и полу. Алекто поняла, что начался отлив. И ещё: что перед ней был тот тайный ход, о котором говорил Эд де Туар, – и этот ход вёл к древнему замку короля морганов.
Час сокровищ наступил!
В тот самый миг, как Алекто шагнула во влажный мрак галереи, она ощутила странное чувство, будто именно здесь и сегодня развяжется последний узелок в клубке всех тех загадок, которые изменили её жизнь.
Царившая в подземной галерее влажность обволокла Алекто ледяным покровом. Продвигаясь вперёд, девушка светила браслетом себе под ноги, опасаясь наступить на змею или морского ежа, которые попадались на её пути, и застыла от изумления, когда прямо перед ней внезапно возникли стены замка. Вернее, то, что от них осталось. В углу заросшего мхом и водорослями двора виднелись руины куртины, некогда связывавшей два бастиона, возвышавшиеся на востоке и западе. У подножия бастионов со сторожевыми башнями, бойницами и амбразурами толпились призрачные тени, которые своими очертаниями удивительно напоминали людей. Справа торчали обломки галереи на каменных столбах, а слева можно было разглядеть ступени обрушившейся лестницы, наполовину занесённые песком и илом. В сумеречном красноватом освещении, исходившем от браслета на руке Алекто, замковый двор был похож на некое видение из кошмарного сна.
Какое-то время Алекто стояла, замерев на месте, не зная, что предпринять и куда идти дальше. Маркграф говорил, что Алафред, перед тем как скрыться из виду, своим волшебным ключом открыл некий портал. Как выглядел этот портал? С какой стороны замка он находился? Эд де Туар был уверен, что вход в сокровищницу откроется Алекто, когда в ней пробудится кровь её отца, а вместе с этим заговорит и его память...
