class="p1">Поначалу я без особых затей хотел для этого задействовать Пану Борисовну Левенштейн. Но теперь думаю, что через этого коварного и бздливого замзава получится гораздо быстрее и эффективнее. Заодно и в глазах тётки по-прежнему останусь туповатым бессеребренником-альтруистом. И идейным комсомольцем. Впрочем, это вряд ли. Тётка далеко не дурра. Да к тому же еще и меня уже достаточно хорошо изучила.
— Я идейный комсомолец! — с достоинством пресёк я предположение Завьялова относительно циничных издевательств над ним, — И к работникам аппарата обкома партии привык относиться с искренним уважением!
Но, прямо глядя в глаза партийного шишки, достаточного доверия в них я в ответ пока не увидел. И потому с энтузиазмом истинного комсомольца продолжил фуфлыжничать, изображая марксиста-ленинца.
— Со всей ответственностью, товарищ Завьялов, вынужден вам заявить, что выводы, о которых вы упомянули, обязательно последуют! И кадровые изменения несомненно тоже будут! Как вы сами понимаете, главная причина, конечно же, в соучастии секретаря обкома в преступной группе расхитителей на ЛВЗ. И, само собой, ваши личные противозаконные действия в отношении следователя, в чьём производстве находилось данное уголовное дело, тоже не обойдутся без последствий!
Последнюю фразу, я проговорилл не жалея суровости и не отводя немигающего злобного взгляда от мигом поникшего партаппаратчика.
— Товарищ Корнеев, но я же выполнял указания своего руководства! — приглушив голос до шепота, по-женски всплеснув руками, воскликнул Александр Петрович.
Наверное, он искренне надеялся на моё сочувствие и, не увидев оного, сильно сейчас расстроился.
— Вы же не можете не понимать, что это была не моя инициатива⁈ Зачем мне всё это⁈ Разве вы не понимаете? — обиженно удивился Александр Петрович, что я не просекаю очевидного. Он собрал брови домиком и смотрел на меня, недоумевая и поражаясь моей тупой черствости. — И, товарищ Корнеев, вы же не можете отрицать, что все ваши просьбы, которые вы озвучили, я добросовестно выполнил! Вы немедленно, то есть, прямо сейчас можете отсюда уйти! Вам даже необязательновстречаться с Дубянским и со следователем прокуратуры! Вы абсолютно свободны, Сергей Егорович!
Тянуть дальше с изложением моих дополнительных условий, вернее, условия, я счел нецелесообразным. Поскольку не было никаких гарантий, что в любую секунду в этот кабинет не войдёт дежурный следак, по вызову прибывший на сотворённого мной жмура. И тогда всё закрутится по новой и паскудно-муторной спирали. А я уже настроился перенести эту судьбоносную встречу с прокуратурой на завтра. По той причине, что всё же еще не утратил надежд на помощь из первопрестольной.
— Хорошо, Александр Петрович! — как бы сдаваясь, поднял я руки, — Я посоветуюсь со знающими людьми и подумаю, как вам помочь в вашей беде! Но вы должны передать своему руководству, что у меня есть еще одно пожелание. Я не ошибаюсь, вас ведь вчера Первый секретарь послал сюда по мою душу? Это же он поручил вам выяснить, кто так вероломно манипулирует лейтенантом Корнеевым? Как бы помимо его прямого руководства в Октябрьском РОВД?
Я внимательно смотрел в засуетившиеся глаза обкомовского функционера, а он безуспешно пытался их отвести, отцепившись от моего взгляда. От прямого ответа он, как я понял, тоже намеревался увильнуть. Проявив несгибаемую принципиальность верного ленинца.
— Можете не отвечать, я и так вижу, что не ошибся, — махнул я рукой на хитрожопого Завьялова, — На такую авантюру кто-то другой вас послать просто не отважился бы. Да и вы сами, Александр Петрович, кого другого не стали бы слушаться и не пошли бы на эту уголовщину! — вслух размыслил я, разглядывая идеологического пастыря строителей адептов коммунизма.
— Чего вы хотите? — опять подозрительно и как-то настостороженно спросил обкомовский фармазон, очевидно ожидая от меня подвоха.
— Да так, сущую безделицу! — успокоил я его, — Не заглядывая вдаль, я скажу, мне нужен орден, не согласен на медаль! — кротким, но слегка нахальным взглядом пристально всмотрелся я в моментально вылупленные глаза Александра Петровича.
— Какой еще орден⁈ Да вы… — он запнулся, поперхнувшись нахлынувшим возмущением, — Да вы соображаете, Корнеев, что вы требуете? — промокнув платком лоб, а затем и всё лицо, вышел из оцепенения организатор кровавого беспредела в отдельно взятом ИВС.
— Я соображаю! — спокойно кивнув, заверил я жадного на ордена завотделом, — Или вы полагаете, что, отстаивая в кровавой борьбе торжество социалистической законности и рискуя жизнью, я не заслужил эмалированной железки на свою грудь? — сделал я удивлённые глаза.
— Железки?!! — кажется, теперь уже всерьёз и от всей души возмутился боец идеологического фронта, — А вам известно, молодой человек, что решения о награждении государственными орденами принимает Президиум Верховного Совета? — продолжал горячиться воспрявший товарищ. — Вы в своём уме, Корнеев?!!
— Знаю! И из ума я не пока вышел! — без лишней словесной шелухи заверил я не ко времени перевозбудившегося партийца. — На этот счет вы можете не волноваться, в Москве противиться представлению обкома не станут. Там, в отличие от вас, знают о моих прежних заслугах перед советской Родиной! От обкома многого не требуется. Всего лишь формальное представление лейтенанта милиции Корнеева к ордену Красной Звезды. Я тут поразмыслил и пришел к выводу, что этого мне вполне хватит!
— Извините, Корнеев, но вы редкостный наглец! — вздёрнул подбородок заведующий отделом административных органов обкома КПСС, — Это настолько возмутительно, что я даже не стану передавать Первому твоё наглое требование! — в своей неконтролируемой запальчивости Завьялов снова перешел в общении со мной на «ты».
— Ваше право, Александр Сергеевич! — уважительно согласился я с засланцем в ИВС от обкома КПСС, — Но в таком случае, я тоже поступлю искренне и бескомпромиссно! В строгом соответствии со своим революционным правосознанием! Как только в область явятся москвичи, я сразу же открою им душу! Всю и без утайки! — не повышая голоса, пообещал я ему. — Про все ваши художества, которые помимо прочего, закончились смертоубийством и членовредительством двух граждан. И про то, как вы, покрывая тяжкие преступления второго секретаря Матыцина, на меня уголовников натравили! Вы меня извините, Александр Петрович, но будучи видным партийным деятелем, вы в своих преступных деяниях уподобились головорезам сицилийской мафии! Чтобы уничтожить честного и принципиального следователя-комсомольца, вы сначала по надуманным основаниям помещаете его в тюрьму, а потом подсылаете к нему уголовников! Каково об этом будет узнать товарищам в ЦК?
— Вам никто не поверит! — забыв про режим тишины, диким голосом возопил товарищ из обкома, — Никто и никогда
