— От этого нам не легче, а достоинства мои не имеют спроса в нашем мире. Кому это надо?
— Всем, Мартин. Всем, мой дорогой друг.
— Подумайте все-таки о семье, Фрэнк.
— Моя семья — это мать, Стив и вы.
— Это совсем не то. — Он встал. — Не отталкивайте мисс Юту. Не считайте, что ее чувства лишь признательность за помощь в тяжелую минуту. Нет. Я-то вижу, меня не проведешь. Она очень порядочная девушка. И вы ей нужны, какой есть. Мне сдается, она вас любила и раньше. Подумайте, Фрэнк, чтобы потом не пенять на судьбу. Да и жестоко с вашей стороны, не нанесите травму ее сердцу, не забывайте и о ней. Спокойной ночи. — Он вышел.
«А чего тут думать, — размышлял Грег, раздеваясь, — как будто я решаю? Все не так просто, как кажется Мартину, последнее слово не за мной. Не хватало еще, чтобы на мои сентиментальные излияния и признания она расхохоталась в лицо. — За эту мысль стало стыдно. — Ну зачем так, она же этого не заслужила. Ох, господи».
Он лег, закинув руки за голову и уставился в потолок, словно на нем хотел прочесть ответ на мучающие мысли.
Тягуче заскрипела дверь.
Грег приподнялся на локтях.
На пороге, озаренная струящимся сквозь окна голубовато-серебристым светом луны, виднелась фигура девушки.
— Юта? — воскликнул Грег.
Девушка не ответила. Маленькими нерешительными шажками, осторожно ступая, приблизилась к кровати и опустилась на ее край. Нежный запах духов, казалось, проник Грегу в самое сердце. Юта наклонилась над ним и дрожащим голосом прошептала:
— Я люблю вас, Фрэнк.
Что-то горячее капнуло ему на щеку.
— Не надо. Юта. Милая, родная, не надо. Вы будете страшно жалеть об этом, я не хочу.
— Я люблю вас, — повторила девушка. — Не прогоняйте меня. — Она опустила голову и заплакала.
— Это порыв, Юта. Вы пожалеете, разочаруетесь. Вы… — Он обнял ее вздрагивающие плечи.
— Нет! Нет! — вскрикнула она и выпрямилась. — Я ни о чем никогда не пожалею.
— Юта, одумайтесь, не нужно.
— Нет!..
Не помня себя от счастья, Грег обнял ее…
Снаружи коттеджа над древнейшей пустыней, как и миллионы лет назад, в черно-синей бездонной глубине неба помаргивали розоватые звезды. Почти на линии горизонта, залитый лунным светом, брел караван верблюдов…
12. НЕОЖИДАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Кондиционер испортился. Он не жужжал шмелем, как обычно, и не гудел подобно ветру в трубе, а нудно и тягуче, словно зубная боль, ныл. Сквозь окна разбрызгивались солнечные лучи. Отражаясь от гладких циновок на полу, они желтыми зайчиками роились на белом потолке, отпугивая в углы сереньких ящериц-мухоловок. Из озонаторов тянуло свежестью недавно прошедшей грозы.
Грег лежал на кровати. Тихонько, с надрывом, постанывал. Тыльной стороной ладони прикрывал глаза — свет вызывал в голове тупую боль.
В кресле у окна, вытянув ноги, изобразив на лице выражение патера, читающего прихожанам душеспасительную проповедь, сидел доктор.
— Я как-то советовал вам, Фрэнк Грег, не употреблять это гадкое поило — спиртное, — лицо Эдерса сделалось постным. — Весьма сожалею, что мои благие призывы оказались в полном смысле гласом человека, вопиющего в пустыне.
— Вы советовали не пить с горя, — пролепетал Грег, — а я употребил по необходимости. В силу обстоятельств.
— Какая разница? — Доктор поджал губы. — Пьяницы всегда находят оправдание своему пагубному пристрастию к алкоголю. Неужели вы не понимаете — это удел примитивных личностей, недостойных звания мыслящего человека. Берите пример с Уварова: сказал баста и ни грамма. Удивляюсь. Может быть, вы просто не в силах взять себя в руки?
— В силах. Но мне вчера понадобилось изобразить пьяного, чтобы выяснить намерения одного субъекта. Изобразить, понимаете? Может быть, слегка перестарался и излишне натурально вошел в образ, но я привык все делать добросовестно. Так сказать, от души.
— Для этого достаточно прополоскать рот наиболее пахучим из напитков. Ну, вермутом, что ли, а не-накачиваться до положения риз.
— Я больше не буду, — жалобно промямлил Грег.
— Скажите, пожалуйста, он больше не будет, — доктор всплеснул ладонями, — как трогательно и наивно. Словно малыш шалунишка: нашкодил и просит не лишать его сладкого. Я вам не верю, вы слабовольный и бесхарактерный человек.
В коридоре послышался голос Уварова. Физик напевал какой-то игривый мотивчик. Распахнулась дверь.
— Доброе утро! — Он остановился на пороге, взглянул с сочувствием на Фрэнка.
— Мутит? Потрескивает головенка? Да-а, и глазенки как у кролика-альбиноса. Вам бы сейчас огуречного рассола.
— Вы понимаете, Миша, — Эдерс скосил глаза на кровать, — уже не говоря о нравственной стороне, он не желает считаться с тем, что организм еще не окреп после экспериментов. Кто знает, какие могут возникнуть последствия. Судя по поведению вчера, он на пути превращения в нашего волосатого пращура, в какого-то первобытного питекантропа.
— Питекантропы не пили, — буркнул Грег.
— Вот и будете первым пьющим, забулдыгой неандертальцем, кроманьонцем или еще кем.
— Поднимайтесь, Грег. — Уваров подошел к кровати и взлохматил Фрэнку волосы. — Я попрошу Мартина сварить кофе покрепче — это вас взбодрит. Вставайте, — он подмигнул и направился к двери.
— Ы-ы-ы. — Грег сел, опустил ноги на пол и затряс головой. — Чтобы я еще хоть раз…
— Не давайте никаких клятв. Не кощунствуйте. Я вам не верю. Посмотрела бы на вас мисс Юта. Она с таким пьянчужкой и разговаривать-то не станет. Стыд и позор.
— Если она меня любит и я ей дорог, то снизойдет… — Грег заглянул под кровать, ища туфли.
— В таком омерзительном виде вы никому не дороги. Фу, какое безобразие. В общем, я умываю руки. Ваш нелепый и жалкий вид не вызывает даже сострадания. Да-да, сострадания. Ни на йоту. Знаете, что вы мне напоминаете?
— Что?
— Мокрую, старую, облезлую шляпу после дождя.
— Я больше не буду, доктор, — опять заискивающе повторил Грег. — Заверяю, как перед богом. «Это же была необходимость.
— Хорошо. — Эдерс встал. — Но в последний раз. Спускайтесь вниз, вам действительно следует подкрепиться.
В холле за столом Уваров что-то оживленно рассказывал Мартину, помогал мимикой и жестами. Оба покатывались от хохота.
— О чем речь? — Доктор сдвинул брови, сел и указал Грегу на стул рядом.
— Миша поведал о своих наблюдениях за оленями в Канаде, — ответил негр. — Он туда ездил по делам.
— И что же смешного вытворяют эти животные? — Эдерс налил Грегу кофе и повернулся к Уварову.
— Понимаете, доктор, — начал тот, — я даже не представлял. Оказывается, олень не в пример лошади очень несообразителен. На водопой его гоняют все лето по одной и той же тропинке. В какой-то момент, не помню, то ли по причине среза рогов или еще почему, но некоторое время ему нельзя пить. Тогда пастух ставит поперек тропинки жердь на двух тоненьких подставочках. Олень доходит до нее, смотрит — путь закрыт, поворачивается и идет обратно. Вы представляете, он не додумывается обойти жердь стороной. До того глуп.
