— Тада сказала мне, что хотела предложить тебе место бармена, но у нее есть склонность к преувеличениям. Я же, в свою очередь, знал, что ты безжалостен и почти не способен чувствовать, но то, что ты со мной только что сделал… — Он снова неодобрительно покачал головой.
— Покушавшиеся уже под замком, — сказал я. — Вчера их поймали…
— И кто это был? — поинтересовался он, срывая с пробки черную пленку.
Я, сам того не сознавая, напряженно следил за его движениями.
— Новая семья, только начала раскручиваться. Ты им мешал. Банальная история.
— Банальная… — он затаил дыхание, вытаскивая пробку из бутылки, — но полиция опозорилась.
— И накрыла их тоже не полиция, а ЦБР. Кроме того, полиция рассчитывает только на себя, и потому только на себя и может рассчитывать, а я рассчитываю прежде всего на друзей. Ибо только на это и могу рассчитывать…
— Ох уж эта скромность. И стилистика та еще… — Он поднял бутылку к лицу и осторожно втянул ноздрями аромат. Я невольно задержал дыхание, а потом начал дышать носом. — Гм… неужели и в самом деле слишком большая реклама? — Он явно переигрывал, что видно было по тому, с каким благоговением он наливал коньяк на дно плоских коньячных рюмок из самого дорогого хрусталя «Фьеж-де-Валли». Подав мне одну, он поднял другую, с наслаждением вдыхая аромат. Сделав несколько вдохов, он открыл глаза. — Дом стоит? — Я кивнул, не отрывая взгляда от искрящейся в рюмке жидкости. — Подробности насчет той семьи, видимо, волновать меня не должны?
— Видимо, нет… В самом деле тривиальное дело.
— Еще скажи, что тебе было жаль времени.
— Нет, не скажу…
Я влил в рот несколько капель жидкого червонного золота, которые сразу же разлились по языку и нёбу, источая волшебный аромат лопающегося от жары винограда, потрескивающих в камине поленьев, и еще чего-то, может быть улыбки Джоконды, может быть чистого льда, — во всяком случае я ощутил почти мазохистские ошеломление и радость. После еще нескольких капель все повторилось, словно один и тот же фрагмент сладкой колыбельной времен детства.
— Великолепно! — совершенно искренне сказал я. — Только теперь я понимаю, что такое настоящий алкоголь.
Не ожидая ответа, я влил в рот остатки коньяка, пережив еще одну оргию запаха и вкуса, и встал. Гайлорд, все еще державший рюмку в руке, облизал губы:
— Закрываешь дело?
Я боялся этого вопроса. Я мечтал о том, что он его не задаст, но особых иллюзий на этот счет не питал. Вопрос стал реальностью.
— Почему ты спрашиваешь? — попытался я потянуть время.
— Потому что еще есть тот таинственный ангел-хранитель.
— Да-а… Есть…
— И ты так это и оставишь? — Он пожал плечами. — Не попытаешься выяснить, кто это был? — А ты уверен, что этого хочешь? Поступая как варвар, осквернитель святынь, он опрокинул в рот содержимое рюмки и поставил ее на стол. Похоже, он даже не почувствовал, что у него на языке. — В том-то и дело… Не знаю… Знаешь… — С точки зрения стилистики его фраза начиналась не лучшим образом. — У меня какое-то странное предчувствие: с одной стороны, я никогда не пускал дела на так называемый самотек, а с другой — я просто боюсь узнать правду. Впервые в жизни. Это-то меня и беспокоит, понимаешь?
— Вполне. Когда-то в детстве я два часа простоял со спичками перед занавеской, не в силах решиться ее поджечь, и в то же время мне страшно любопытно было увидеть, как она горит.
— Ну, и чем все кончилось?
Я пожал плечами и направился к двери. Взявшись за ручку, я повернул голову и посмотрел на не отрывавшего от меня взгляда Гайлорда.
— Поджег, естественно.
— Ну, вот и я тоже… — начал он, но я его прервал:
— Но мне сразу удалось ее погасить!
— Неважно… — обрадовался он, но я снова не дал ему договорить:
— Важно, поскольку я был один, запертый в деревянном домике, и наверняка бы сгорел. Мне просто повезло.
Я открыл дверь и добавил на прощание:
— Так уж получается — если человек над чем-то задумывается, то чаще всего от подобного стоит отказаться. Так учит жизнь.
Он не стал меня задерживать, впрочем, я и не дал бы себя задержать. Даже выпуклые буквы, белые на белом фоне этикетки, не удержали бы меня в этом кабинете. Возможно, Гайлорд понял, что я уже поджег свою занавеску и, по крайней мере пока, не собираюсь ее гасить.
* * *
Телефон Стивена Уоткинса отвечал механическим голосом автоответчика, а в управлении мне сообщили, что комиссар находится в соседнем штате. Я узнал лишь, что его замещает Гжибек, который был мне кое-чем обязан; когда-то я подарил ему бамбуковую удочку, которой было, наверное, лет сто, что привело его в неописуемую радость по поводу моей глупости. Он ошибался, поскольку незадолго до того я выловил этой самой удочкой мешок с головой, которой недоставало остальной части тела пропавшей без вести девушки. Заехав на служебную парковку, я небрежной походкой, как в старые добрые времена, вошел в здание управления и поинтересовался, могу ли я поговорить с Джерри Гжибеком. Он тепло приветствовал меня, но в глазах его чувствовалось недоверие, вероятно, он считал, что я поумнел и приехал за своей удочкой.
— У меня дело, — заявил я с порога, чтобы он не мучился. — Совершеннейшая мелочь: я хотел бы просмотреть записи с ваших камер на выездных дорогах из города. За последний месяц. Можно?
— Конечно! — Он явно обрадовался. — Сейчас тебя передам…
Набрав трехзначный номер, он рявкнул в микрофон так громко, словно вообще не собирался им пользоваться:
— Бульгот! К тебе идет мистер Оуэн Йитс, сделаешь для него все, что он потребует!
— Ладно! — проорал в ответ Бульгот. — Лишь бы ко мне не приставал.
Гжибек стукнул по клавише и искоса посмотрел на меня. Ему очень хотелось, чтобы я оказался за дверью. Без удочки в руках.
— Огромное тебе спасибо! — крикнул я, приспосабливаясь к их стилю разговора. — Если найду крючок двадцатого века — будет твой.
Я пожал ему руку и вышел. По пути к лифту мимо меня прошли двое в форме, которые окинули меня профессиональными взглядами и — я отчетливо это почувствовал — внимательно изучили мою спину. До этого я никогда их не видел, а это означало, что под началом Уоткинса они работали относительно недавно. Впрочем, мне на них было наплевать, просто я очень не люблю тупой профессиональный взгляд, устремленный в пространство или сквозь потенциального преступника. Может быть, поэтому, войдя в лифт и увидев, что они одновременно оборачиваются, я изобразил хорошо известный жест. Они слишком долго думали — двери закрылись, я нажал кнопку с двойкой и поехал вниз. В архиве я спросил Бульгота, объяснил ему свою задачу и уселся перед указанным мне терминалом. На всякий случай, чтобы ввести весь остальной мир в заблуждение, я просидел час, бездумно пялясь в экран, заполненный видеоотчетом камеры с противоположного действительно интересовавшему меня конца города. Лишь около двух я переключился на вид с камеры на выезде, по которому можно было доехать до Лесного шоссе или въехать с него в город. Два часа спустя я устроил себе небольшой перерыв, помассировал веки, под которыми »все еще мчались ряды самых разнообразных автомобилей, и выкурил две сигареты подряд. Кто-то сзади многозначительно кашлянул. Какой-то молодой веснушчатый парень в желтом комбинезоне показал пальцем на экран и спросил:
