Посетителей не было, и Бруно мог уделить госпоже Криспи время для беседы. Они поднялись наверх.
Лаура сочла необходимым объяснить свой визит.
– Я все-таки решила, что должна вам кое-что рассказать. Я долго колебалась, но вам удалось произвести на меня впечатление. Благоприятное впечатление. Я все ожидала, когда же вы меня спросите, что мне известно про Вольфганга Шмида. Но у вас хватило терпения, а может быть, и такта… – Лаура вдруг умолкла, словно потеряла некое связующее звено.
Бруно мысленно поблагодарил себя за то, что воздержался от этого вопроса, хотя тот вертелся на языке. Он-то как раз рассчитывал, что Лаура начнет разговор на эту тему сама. И, кажется, дождался.
– Я не сомневался, что вам было кое-что известно об этом, – как можно спокойнее произнес Райновски.
– Да, – согласилась Лаура, стряхнув оцепенение. – Речь пойдет о семейной тайне, так что…
– Да-да, вы можете на это рассчитывать, я вам уже говорил, что не работаю на прессу, так что, все останется между нами.
– Хорошо, что вы это понимаете, господин Райновски. Лотар Шмид довольно симпатичный молодой человек, и мне совсем не хотелось бы бросать тень на его имя. Хотя, кажется, газетчики так и не докопались, что Гюнтер Пфлегер и Вольфганг Шмид – один и тот же человек. За это надо благодарить полицию… Впрочем, дети за отцов не отвечают, не говоря уже о дедах.
– О дедах? – непроизвольно вырвалось у Бруно.
– Семейная легенда гласит, что Гюнтер поссорился со своим отцом и потому сменил имя.
– Если бы все так поступали, то в мире бы воцарилась великая путаница.
– Разумеется. Это была не просто ссора, а, скорее, столкновение. Гюнтер не хотел иметь ничего общего со своим отцом.
– Я, кажется, догадываюсь, о чем речь.
– Да, господин Райновски, – энергично закивала Лаура, – вы правы. Хельмут Пфлегер служил в гестапо. Его чин был довольно низок, кажется, лейтенант, но это не меняло дела… Юношеский максимализм, знаете ли. Гюнтер не мог с этим смириться. Он порвал с отцом, как только узнал об этом. А узнал он об этом случайно: какое-то старое письмо попало ему в руки. А через год, достигнув совершеннолетия, он сменил имя и фамилию. Мать советовала ему выбрать новые из англосаксонских, но у Гюнтера был тяжелый акцент, в любом случае выдававший его немецкие корни.
– А как Хельмут оказался в Сент-Ривере?
– В сорок четвертом он попал в плен к союзникам, но ему удалось бежать. Какое-то время прятался в лесу, питался ягодами – дело было в июле – а затем добрался, кажется, до Остенде, где, воспользовавшись прекрасным знанием французского языка, устроился кочегаром на грузовое судно, идущее в Штаты. Там он прикинулся антифашистом, бежавшим из немецких застенков, а в дальнейшем уже перебрался сюда.
– А семья?
– Уже после войны он смог с помощью родственников разыскать Анну, и вскоре ей удалось вместе с пятилетним Гюнтером присоединиться к Хельмуту. Я не знаю, что числится на совести Хельмута Пфлегера, Гюнтер ничего конкретного по этому поводу рассказать не смог. Впрочем, никто не поручится, что Хельмут Пфлегер – настоящее имя его отца. Так или иначе, «Моссад» за ним, похоже, не охотился, и он умер от банального инфаркта, не дожив несколько месяцев до своего семидесятилетия.
– Скажите, госпожа Криспи, сколько может стоить вилла Гюнтера Пфлегера?
– Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Мне столько никогда не заработать. Но думаю, вас интересует источник богатства Гюнтера?
Райновски кивнул.
– Гюнтер получил наследство от матери, – ответила Лаура. – Анна пережила мужа на полгода.
– Несмотря на их отношения?
– В смысле? – удивилась Лаура.
– Простите. Я имел в виду отношения отца и сына.
– Гюнтер рассказывал, что это далось ему нелегко. Мать взяла с него слово, что он примет наследство, и даже требовала, чтобы он простил отца. Но Гюнтер согласился лишь на первое.
Райновски потеребил кончик носа, чтобы скрыть невольную улыбку.
Закрыв в конце дня магазин и поднявшись к себе, Бруно включил телевизор, чтобы послушать вечерний выпуск новостей. Все как всегда: Иран рвется к атомной бомбе, теракт в Пакистане, Израиль отстраивает Иерусалим и обижает палестинцев… А это что? В нейтральных водах израильские коммандос захватили турецкое судно, направлявшееся с гуманитарной миссией в Газу, убив при этом около двадцати пассажиров! Но в это трудно поверить! Израиль обычно действует куда осторожней, пытаясь обойтись без лишнего шума. А тут… Какой вой поднимется теперь в мире! Не стоило израильтянам так подставляться. Цель не оправдывает этого. Ну пусть бы турки спокойно доплыли до Газы, ничего бы страшного не случилось. Впрочем… А может все наоборот? Может, Израиль как раз и рассчитывает на громкий международный скандал? Чтобы отвлечь от чего-то еще более громкого?
Райновски вздрогнул и сразу вспомнил, как пару месяцев назад он смотрел документальный фильм об убийстве палестинского террориста – замысловатая фамилия не отложилась в памяти. В далеких Объединенных Арабских Эмиратах без малого тридцать агентов «Моссада» (а кто еще мог?) сначала обезвредили электрошокером, затем впрыснули какой-то яд, не оставляющий следов, и для пущей убедительности придушили несчастную жертву, отправив ее к заслуженным семидесяти девственницам. После фильма комментатор с ехидством заявил, что это вовсе не «Моссад», а бригада «Голани» в полном составе!
И что? Вполне возможно, что захват турецкого судна был направлен на отвлечение внимания мировой общественности от преступления в Дубае. А что если?
Допустим, рассказу Лауры Криспи можно верить. В смысле, вряд ли она что-то сочинила сама, но где гарантия того, что Гюнтер Пфлегер был откровенен с ней? Не выглядит его история убедительной. Вот если бы он не взял денег, то тогда, пожалуй. А так… Почему не допустить, что не было никакой ссоры с отцом, а был сговор, позволивший Гюнтеру обезопасить себя. А деньги… Деньги могли быть награблены у евреев. Кто-кто, а польский еврей Бруно Райновски слыхивал множество подобных историй. И тогда… Достал же «Моссад» Эйхмана в Аргентине! Предположим, он долго, слишком долго, шел по следам Хельмута Пфлегера, а когда добрался до цели, то в живых оставался лишь сын. Но такого еще не было, чтобы за отца казнили сына. Это не почерк «Моссада», это скорее пахнет вендеттой… Но… может, опять речь идет об отвлечении внимания. Стоп! Стоп, остановись! Это в рассуждения Бруно вмешался внутренний голос. И что тогда: Лаура Криспи – агент «Моссада», пытающаяся приплести сюда израильский след.
– Кажется, я окончательно запутался, – вслух сказал Бруно. – Что значит «приплести израильский след», если Гюнтера и впрямь устранили агенты «Моссада»?
