кнопки в компьютере и снова подняла брови.
«Этак у неё морщины на лбу появятся раньше времени…», – подумал Алекс меланхолически.
– Это был 2178 год, – сообщила библиотекарша. – Для меня это удивительно, такая популярность, но об этом ресторане не писал только уж совсем ленивый. Архив выдаёт его упоминание в ста пяти заметках, вы все хотите просмотреть?
– Все, – твёрдо ответил Верещагин.
В половине двенадцатого он устало потёр глаза, дезактивировал экран просмотра и снова подошёл к стойке.
– Возвращаю вам кристалл, спасибо большое. Можете мне распечатать вот эти четыре статьи?
– Десять золотых за каждую распечатку, только наличные, – равнодушно сообщила дама, нажимая на кнопку.
Алекс порылся по карманам, нашёл и положил на полированное дерево замшевый мешочек.
– Прошу вас, двадцать двойных дукатов.
Печатающее устройство с шорохом выдало листы, он аккуратно сложил их вчетверо и убрал в карман.
Дорога в здание городской стражи лежала мимо городского парка, откуда доносился шум… пожалуй, несколько чрезмерный для места и события. Такое вот скандирование неразборчивых лозунгов подошло бы футбольному матчу, но никак не кулинарному конкурсу. Алекс подумал, посмотрел на часы и решительно свернул налево, к источнику звука.
Пятеро конкурсантов стояли на сцене и слушали, что говорит Пархомов.
– Итак, вот на этом столе, – Эдуард широким жестом обвёл стол, сидящую за ним судейскую коллегию и видимый кусок реки. – На этом столе вы видите пять одинаковых коробок. Каждый может выбрать любую, внутри вы найдёте ваше задание. Ну что, дамы вперёд?
Маша Шехонская решительно подошла к столу и ткнула в среднюю коробку, потом потянулась открыть крышку, но Пархомов удержал её.
– Э-э, нет, погодите, пока все определятся. А чтобы не перепутать, ставим номер один! – и он жирным маркером нарисовал единицу.
Когда все номера заняли своё место, конкурсанты переглянулись и подняли крышки. Раздался слаженный стон.
– Вы издеваетесь, да? – спросила Шехонская. – Бекон, сахар и кофе? Что я с этим могу сделать?
– Ну, вы же сами настояли на рискованном втором варианте, – Эдуард ухмыльнулся довольно пакостно.
Мария зашипела сквозь зубы и отошла в сторону. Другие участники выразить возмущение не решились, но по взглядам, которые они кидали на судей, было понятно: недовольны все. А, нет! Алекс заметил, как вторая девушка, шеф-повар из кафе молекулярной кухни, наклонилась к Машиному уху и что-то зашептала. Шехонская послушала и заулыбалась.
За судейским столом встал Мушинский.
– Итак, кухни вас ждут, у вас три часа на приготовление вашего шедевра. Всё в ваших руках: вы можете взять одного помощника из зала, – он обвёл рукой толпу зрителей, – можете объединиться и готовить все вместе… Главное – чтобы результат был одобрен судьями и пятью зрителями, которых мы выберем путём жеребьёвки. В пятнадцать часов и… – он посмотрел на часы. – И десять минут работа прекращается, ваше блюдо должно быть подано на суд.
Тут Алекс тоже посмотрел на циферблат, ужаснулся и стал пробираться сквозь толпу к выходу. До здания городской стражи он почти бежал, уже возле дверей остановился, чтобы отдышаться и не пыхтеть, словно паровоз. Вошёл, кивнул дежурному и степенно поднялся на третий этаж. Остановился возле двери кабинета, вытянул из кармана коммуникатор и набрал номер лейтенанта Ковригина.
– Ты где? – зашипел тот.
– Стою за дверью.
– Давай быстро сюда! – он втянул Алекса в комнату и сказал. – Значит, так к половине первого его приведут в допросную номер два. Ты сидишь тихо под амулетом незаметности, подключаешься, когда я скажу…
– Погоди. Я тут нашёл кое-что, – перебил его Верещагин. – Вот, смотри, две статьи Красовской о ресторане «Арбузная корка», как там все плохо и недостойно. «Уровень станционного буфета», это её любимое определение.
– «Арбузная корка» – это тот, который Жаркову принадлежал?
– Ну да. И вот две статьи от других ресторанных критиков, с прямо противоположным мнением, вот эта – с цитированием серьёзных рестораторов, уровня трёх звёзд Мишлен. Так что роль Марины в крахе этого бизнеса несколько преувеличена, знаете ли.
– Интересно… – Ковригин быстро просмотрел копии заметок и аккуратно вложил их в папку. – Получается, у нас четыре козыря: подтверждение тождественности следов ауры, тетрадь с дневником, статьи, и, в качестве вишенки на торте – информация о нынешнем месте жительства господина Жаркова. Значит, что?
– Что?
– Идём работать.
Как и в прошлый раз, Петелин молчал, не отвечая ни на один вопрос, даже о собственных паспортных данных. Наконец, лейтенант отодвинул протокол, вздохнул и пожаловался куда-то в пространство:
– Тяжело с тобой, Ваня. Иван Сергеевич. Ты же понимаешь, я человек подневольный, с меня спрашивают подписанный протокол, приходится стараться. А ты не помогаешь.
Петелин криво улыбнулся, но опять промолчал.
– Ладно, тогда смотри сюда. Вот это – отчёт лаборатории по исследованию следов ауры на теле Бобровских. Ты в курсе, что аурные следы остаются до двух суток?
– Разрозненные, сказано тут, – разжал губы Иван. – Недоказуемо. И к тому же, странно было бы, если бы на вещах этой дамы не было моих следов, я ж в её каюте убирался несколько дней. Утром и вечером.
– Убирался, – не стал спорить лейтенант. – Только как раз двадцать четвёртого и двадцать пятого в тех каютах работал твой напарник, Грабовой.
Пожав плечами, Петелин спросил равнодушно:
– Вы меня тут долго держать будете? А то обед пропущу… А у меня организм такой, если не поем вовремя, начинаю в обмороки падать.
– Иди пообедай, – кивнул Ковригин. – Я ж не зверь какой. Нам с тобой тут сегодня долго сидеть…
Когда задержанного увели, Алекс дезактивировал незаметность.
– При таких слабых уликах мы его не разговорим, – сказал он. – Рано задержали.
– Дневник, – напомнил лейтенант. – Принадлежность установлена магически, следы ауры владельца чёткие. И показания девушки, которая подарила тетрадку.
– Мы ж нашли это всё с нарушением правил!
Ковригин показательно обиделся.
– Ты меня уж совсем за щенка держишь! Всё записано на кристалл – и обнаружение пакета, и как мы его вскрыли, и что внутри было. Заснято, запротоколировано и подшито к делу, топором не вырубишь.
– Хорошо. Сам будешь дальше разговаривать, мне опять прятаться?
– Давай вдвоём.
Снова Петелин сидел на стуле напротив допрашивающего, смотрел в стол и молчал. Алекс поместился на подоконнике за спиной молодого человека и пока что в допрос не вмешивался. Хватило, того, что Иван покосился на него, войдя в комнату, и словно со всех сторон щитами закрылся.
Проговорив все положенные формулы, Ковригин спросил:
– Ну что, снова собираешься молчать?
– Вот что, Иван Сергеевич, а давай я тебе расскажу сказку, – произнёс Верещагин, обошёл стол и сел. – Ты здесь находиться вынужден, так что слушать всяко будешь. Я сказитель неопытный, могу и ошибиться, а ты меня поправишь. Итак, жила-была семья: мать, школьная
