— Да, сэр, — ответила я. — Извините, если я грубо выражаюсь, но она меня реально достала!
— Вы не поверите, мисс, насколько я с вами солидарен, — вздохнул профессор и вдруг спросил: — А скажите, мисс Оук, вы похожи на отца или на мать?
— На мачеху, сэр, — ответила я, решив пока что не удивляться. — Все поражаются, она тоже рыжая и глаза зеленые. То ли отец нарочно ее выбрал, то ли совпало, не поймешь…
— А девичьей фамилии вашей матери… и мачехи вы не знаете, часом?
— Знаю. Мамина — Таккер, Сигрид Таккер ее звали, она не англичанка. А мачеха — Ли-Энн Дуглас, я ее зову Энн. А вам зачем, сэр?
— Я стараюсь узнать побольше о своих студентах, особенно полукровных… и тем более магглорожденных, — сказал он подозрительно ровным голосом. — Идите, мисс Оук. И да, работайте в одиночку. Кстати! Вас не обижают однокашники?
— Пытались, сэр, — улыбнулась я. — Одна в больничном крыле синяки сводит, вторая хромает, на лестнице поскользнулась, а там эти невидимые ступеньки… А мальчишки в драку не лезут, им зазорно с девчонкой-то драться.
О том, что в той потасовке меня поддержали Мейбл с Мелиндой, я говорить не стала. Самой нагорит, и пусть, а их подставлять не годилось.
— Вероятно, вас обзывают? — странным тоном произнес профессор.
— Да, шипят чего-то за спиной, мне это без разницы, — пожала я плечами. — А если кто в лицо гадость скажет, сразу получит в нос. Они это уже усвоили, сэр. Я, может, палочкой еще махать и не выучилась, но в морду дать могу, папа научил.
— Ясно. Возвращайтесь в гостиную, мисс Оук. И перестаньте калечить однокурсниц!
— Они первые начинают, сэр, — ответила я и с достоинством удалилась.
Любопытно, на кой декану девичьи фамилии мамы и мачехи?
* * *
— Уважаю, — искренне сказал мне Малфой после следующего занятия по зельям. — Никогда предположить даже не мог, что скажу такое грязнокровке, но… Избавиться от Грейнджер не всякому дано!
— А чего такого-то? — пожала я плечами. — Подошла к профессору, попросила убрать от меня эту чокнутую, мне одной лучше… Баллов, конечно, получу меньше, но мне никто мозги клевать не будет.
И так, в общем, без особых происшествий мы и дотянули до зимних каникул. Конечно, тролль на Хэллоуин оказался обалденным подарком, но ничего ужасного больше не случилось. Ко мне пытались приставать, но я не боялась боли, а всяким шуточным заклинаниям выучилась враз, так что подходить ко мне было себе дороже. Я уже начала подумывать, а не купить ли вторую палочку, чтобы как папа, стрелять с двух рук? Вот это был бы номер!..
…В крайнем купе, которое никому не нравилось — тесное, — и которое я решила занять для себя, обнаружился Драко Малфой. Без приятелей, совсем один, и вещей при нем не было. Хуже того, он тихо плакал, скулил даже, как щенок, которого пнули ни за что ни про что.
«Никогда не угадаешь, — говорила мне Энн во время наших ночных бесед. — Есть люди — полыхнут и тут же раскаются, не надо их винить, им самим от этого горше. Есть сильные, они терпят, сколько могут… Потом прорывает, — добавила она. — А есть такие сильные, которые стыдятся своей слабости. Им особенно больно.»
Мне показалось, что Драко из вторых. Ну даже если Энн не сказала бы мне, я что, не утешала малышей в прежней школе?
Раз-два, его голова лежит у меня на плече, такие всхлипы я хорошо знаю, он давно уже плачет… да и если посчитать, когда мы отъехали от Хогвартса…
В ход пошел носовой платок, у меня их уйма, не считая бумажных салфеток.
— Ты? — разлепил мокрые ресницы Драко.
— Не-а, сам Слизерин к тебе снизошел. Ты чего воешь на весь поезд?
Он так дернулся, что я поспешила сказать:
— Да закрыла я двери! И никто ничего не услышит. Я вообще вошла случайно, искала местечко, чтоб никто не влез.
— Я тоже, — тихо произнес он.
— А чего не запечатал вход? Тебя чему учили?
— Забыл… Я просто…
Ну вот не хватало мне только вытирать слезы мальчишке! Но этот мальчишка мне много чего подсказал, в обиду не давал, хоть я, по его счету, грязнокровка, и вообще…
— Ты ж домой едешь! Радоваться надо!
— Чему?! Кретинский Поттер стал ловцом, хотя он первокурсник… Ничего у меня не получается! Я ни на что не гожусь… — добавил он шепотом, — папа был прав. Я негодный наследник.
— Да не мог твой отец такого сказать, — убежденно произнесла я. — Не ври! Не мог! Если он тебя любит, то сроду не скажет такого, хоть бы ты был хромым, косым и горбатым!
— Ну, значит, он меня не любит, — тихо ответил Драко.
Я прикусила губу. Ах так, значит?!
— Скажи предкам, что ты гостишь у меня, — велела я. — Денька три!
— Они не поймут, ты же магглорожденная!
— Наври что-нибудь! Вон, приятели пусть тебя прикроют… И ври убедительно. Так меня папа учил, — с достоинством добавила я. — И если ты не сумеешь, то я окончательно в тебе разочаруюсь, вот! Давай, клянись, как по-вашему положено… А теперь запоминай, что нужно с собой взять…
* * *
— Малфой! Что ты плетешься, как покалеченная курица?! Живее!
— Есть, сэр! — выдавил он.
Ему было очень плохо, он стер ноги, но жаловаться не смел, не то получил бы стеком по хребту. Не умеешь обуваться — твои проблемы!
Я очень его жалела (хотя сама рысила рядом со здоровенным, вдвое большим рюкзаком за плечами и еще успевала переговариваться с приятельницами), но спуску давать не хотела.
На привале Драко упал первым — лицо белое, сил нет, сразу видно, так что инструктор махнул мне, штатной медичке, займись, мол, пока остальные натаскают хвороста, наберут воды… ну и прочее.
— Извращенцы вы, — говорил он, пока я промывала его кровавые мозоли и обрабатывала их антисептиком. — Так мучиться…
— Идиот, мы наслаждаемся! — оборвала я. — Такой воздух! А природа? Гляди, какая вокруг красота! Сейчас палатки поставят, приготовят поесть… И учти, завтра еще столько же идти, а потом обратно топать!
— Брось меня здесь, — попросил Драко вполне серьезно (он явно не смотрел наши фильмы). — Я не дойду.
— Чистокровный слабак, — сказала я. — Лошадку подать? Или там экипаж, на чем у вас ездят? А, забыла, ты метлу предпочитаешь!
Он дошел. Он плакал на ходу, отставал, падал, поднимался, на привалах от него толку не было никакого: Драко сразу сорвал руки, попытавшись помочь ставить палатку, но ребята у нас понимающие, не то что в этой волшебной школе, они и виду не подали. Ну, пошел парень впервые, так старается не ныть, держится кое-как, закусывает губы и держится… Ему все помогали, даже если он этого не замечал.
— Мерлин, какой же я слизняк… — сказал он мне в последний вечер, сидя у костра. Ладони у него были перетянуты грязными бинтами — я постаралась, но за сегодняшний переход перевязка пришла в негодность, надо было менять, чем я и занялась.