— Я решила забрать себе твоего песика после излечения в антибешкумысном диспансере. Ты не возражаешь?
Мурза низко склонился, в знак того, что не возражает, и, пятясь задом, выбрался из покоев. У двери его поджидал раб Шахини с халатом в руках. Мурза за время воздушных скитаний совсем забыл, что на нем пляжный костюм. То есть, нет почти ничего. Он поспешно принялся надевать халат, как вдруг в приемную Шахини двое стражников втащили Принцессу. Она упиралась, старалась вырваться, но стражники неумолимо влекли ее к двери покоев Шахини. Позади шел третий стражник и благоговейно, на вытянутых руках, нес кальян. Мурза сразу узнал его, мгновенно все понял, и окончательно воспрянул духом.
Стражники втащили Принцессу в покои, а Мурза навострил уши. Из-за двери донеслось:
— Как посмела ты, негодница, летать к последнему морю в обществе темной, подозрительной личности?! Да еще, бесстыдница, курить начала!
— Неправда! — послышался пронзительный крик Принцессы. — Он благороднее всех шахов и султанов вместе взятых!
— Да как ты смеешь?! — взвилась Шахиня.
Мурза услышал звонкие шлепки. Он придирчиво оценил их силу, и пришел к выводу, что Шахиня не шутила. Тогда он злорадно ухмыльнулся. Ну вот наглый манприс и попался: совращение малолетней Принцессы, самовольный полет. Даже одного из этих преступлений достаточно, чтобы и не такого, как он, поставить на голову, подтянуть ступни ног к затылку и сломать хребет. Пусть потом летает со сломанным хребтом…
Довольно улыбаясь, Мурза прошел в свою юрту. Там было холодно, везде гуляли сквозняки. Сквозь дыру в крыше нахально глядели звезды. Стараясь не видеть их, он сел на свое привычное место. Еще воняло гарью от подушек, но Мурза победно улыбался: завтра, завтра он посчитается с проклятыми манприсами за все. Делишки их предводителя послужат поводом…
Вдруг вверху, над крышей юрты, ржаво скрипнул флюгер.
"Вот оно!.." — толкнулась в мозгу паническая мысль.
Тут же открылась дверь и вполз почтовый раб. В зубах он держал большой свиток с грозной печатью Центрального Султаната. Полный самых мрачных предчувствий, Мурза взял свиток, сломал печать и развернул его. Действительно, все рухнуло. Это были директивы Центрального Султаната. Отныне и вовеки веков все, в том числе и рабы, уравнивались в правах, всем вменялось в обязанность летать и говорить друг другу только правду.
Не обмануло Мурзу его чутье! Еще тогда, в момент провокационного взлета с пляжа и ужасного полета над бушующим морем не обмануло!
Как истинный властитель, Мурза не мог не исполнить повеление Центрального Султаната. Он знал, чем чревато непослушание. Раб лежал у его ног, дожидаясь дальнейших повелений.
— Встань, отныне все равны, — отеческим тоном произнес Мурза.
— Божественный повелитель, разве я могу быть равен тебе? — дрожа от ужаса, пролепетал раб.
— Ах, ты еще и вопросы задаешь?! — зарычал Мурза. — Встань, тебе говорят! Ты равен мне!
— Пощади! Солнцеподобный! — завопил раб, выпучив белые от ужаса глаза.
Мурза взял свою любимую плеть, сплетенную из самых ядовитых слов. От легкого удара кожа лоскутом слетела со спины раба. Он подскочил, вопя от боли, неуверенно распрямил ноги. Боясь повернуться к Мурзе спиной, переступая негнущимися ногами, пошел к выходу. Мурза, слегка пошевеливая плетью, смотрел на его ноги — не подогнутся ли? У самых дверей ноги раба все же согнулись в коленях. Свистнула плеть, чуть-чуть зацепив строптивые колени. Взвизгнув, раб выпрямился.
— Посмей только согнуться! — прорычал Мурза.
Отбросив плеть, он хлопнул в ладоши. Но вместо Брык-Паши вбежал какой-то незнакомый поприс и вытянулся в струнку у входа.
"Догадливый… — отметил Мурза, — сразу сообразил, что пришли новые времена…"
— Где Брык-Паша? — спросил он поприса.
— Повелитель! Брык-Паша забаррикадировался в юрте, и зарядил все свои пищали мелкой дробью нецензурных слов. Он опасается акта вандализма со стороны террористов.
— Безумец, — грустно промолвил Мурза. — Что для дубленой шкуры манприса мелкая словесная дробь?.. — обратившись к попрису, приказал: — Срочно передай Брык-Паше мое повеление… Э-э… Просьбу. Пусть немедленно явится… — Мурза замялся, с трудом припоминая вычитанное в директивах незнакомое слово, — на совет.
Поприс выскочил вон. Через минуту, увешанный пищалями, явился Брык-Паша. Гремя оружием, брыкнулся на пол у входа и запричитал:
— Пощади солнцеподобный! Я не успел отлить самое тяжелое слово, самого большого калибра… Я бессилен! Но я все равно убью его!
— Поздно. Надо было раньше… — скорбным тоном вымолвил Мурза. — А теперь времена переменились. Отныне все равны, все обязаны летать и говорить друг другу правду.
— Как, великий, я посмею считать себя равным тебе?!
— Посмей только не посметь… — грозно зарычал Мурза и потянулся к плети. — Встань!
Брык-Паша вскочил и вытянулся в струнку, поедая повелителя взором.
— Вот так-то… — удовлетворенно проворчал Мурза, меняя гнев на милость. — А теперь посмотрим, умеешь ли ты говорить правду. Скажи, кто я?
— Ты величайший из властителей! Твое бессмертное творение — "Тысяча блюд из баклажанов" — будет прославляться в веках! — воскликнул Брык-Паша, просветлев лицом.
Мурза долго и придирчиво вглядывался в его лицо. Но в лице Брык-Паши были только беспредельная преданность, и беспредельный восторг.
— Ну что ж, молодец. Вижу, ты умеешь и правду говорить, — довольно хмыкнул Мурза, откидываясь на подушки и благодушно колыхнув грозным своим животом. — Объяви по становищам, что отныне все равны, и пусть завтра же утром съедутся на великий праздник единения. Да, вот еще… — Мурза на минуту задумался, — чтобы на празднике, и впредь никаких безответственных полетов, этаких легкомысленных порханий, не было. Ты будешь следить за этим, и о каждом факте докладывать лично мне. Любой полет должен быть хорошо продуман и согласован со мной. Иначе нас не поймут.
— Будет исполнено! — рявкнул повеселевший Брык-Паша, и выскочил из юрты.
Мурза взял с блюда засахаренный баклажан, задумчиво захрустел им: — "Да-а… Тяжелое бремя у властителей. Теперь вот приходится всех диких наездников учить ответственно и правильно пользоваться свободой… Надо что-то делать с рабами… Конечно, ходить им непривычно… Может, специальным повелением милостиво разрешить им ползать? Нет, не годится. Вдруг комиссия из Шахнадзора… Объясняйся потом…" Тут Мурзу осенило: надо провести общий митинг рабов, пусть они сами, демократическим путем, постановят и занесут в протокол, ползать в присутствии повелителей. Потянувшись за вторым баклажаном, Мурза успокоено подумал: — " А вообще, ничего страшного в демократии нет. Оказывается, вовсе неплохая штука. Если хорошо подумать, можно придумать, как демократическим путем разделаться и с наглым манприсом…
