Борисов на какое-то время отложил мысли о пропавшем Ларькине, хотя тот в положенный срок не вернулся и по-прежнему не давал о себе знать. Каждый день его отсутствия давал повод для нарастания тревоги, но майор решил пока ничего не предпринимать. Стараясь отодвинуть от себя беспокойство, он набирал свои тексты- комментарии, смолил любимую «Яву» и думал. Темой его размышлений чаще всего становился вопрос номер семь: какие же в действительности ставит перед собой цели могущественное —он теперь не сомневался в этом — Братство?
В следующий вторник в дверь его кабинета кто-то поскребся, словно домашняя кошка.
— Да? — с недоумением произнес майор.
Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показался Илья. Он двигался медленно, как заторможенный, лицо его было бледным и несчастным.
— Что случилось? — недовольно спросил Борисов. Непонятное состояние, в котором находился Большаков, сразу вызвало у него тревожное чувство. Илья устремил на него оцепенелый лунатический взгляд и поманил в коридор. Борисов вспомнил про подслушивающую аппаратуру и, нахмурившись, вышел. Увлекаясь своими размышлениями, он иногда забывал о ней, но привычки разговаривать с самим собой вслух за ним, слава Богу, не водилось, а последние дни он проводил у себя в кабинете в полном одиночестве.
В коридоре Илья молча задрал подбородок и показал пальцем себе на шею. У самого подбородка на успевшей-таки немного загореть за лето коже светлело круглое свежее пятнышко. Майор присмотрелся и узнал «лишай Тэна». Он в изумлении уставился на Илюшу, не в силах произнести ни слова. Тот стоял, покорно вытянув шею, словно приготовленная к закланию жертва.
— Что ты сделал, мерзавец? —-сказал, наконец, майор.
— Ничего, только поцеловал... — плачущим голосом произнес Большаков.
— Правду говори! —рявкнул Борисов.
— Да правда, ну ей-богу, —залепетал Илья. —Как же вам сказать, чтобы вы поверили... Ну, честное пионерское! Ничего, только один раз поцеловал.
— Пионер, а пионер, —тихо, но зловеще заговорил майор; —Тебя ведь предупреждали... Скажи —Ларькин тебя предупреждал?
— Предупреждал.
— Почему не послушался? Проверить захотелось, первооткрыватель? '
— Я думал, он специально, чтобы я не лез... Отпугивает... Видно же было, что он прячет её от нас, ревнует... Я думал, что он всё выдумал насчет заразности... Я не знал!
— Когда ты её облизал, козел блудливый?
— На прошлой неделе... В тот день, когда первые документы вам принес.
— Х-х-хакер, блин, —зло произнес Борисов и подвел итог своим переживаниям, ещё раз выругавшись от души. Бешеная ярость, душившая его из-за того, что по милости этого оболтуса события вышли из-под контроля, уступила место привычному ехидству. — Ну что ж, если спокойно разобраться, то это даже к лучшему... —заговорил он ядовито. — Наконец-то ты перестанешь умничать и начнешь понимать и выполнять приказы буквально. Пиво перестанешь хлыстать на рабочем месте, шляться ночами по борделям. Перестанешь притворяться и на самом деле станешь, наконец, образцовым офицером госбезопасности. Давно мечтал о таком исполнительном толковом подчиненном. Будешь как Анечка. Услышал Бог мои молитвы.
Илья стоял, уставившись в стену, и бледное лицо его постепенно приобретало зеленоватый оттенок. До такой степени ему было тоскливо.
— Неужели от этого нет никаких лекарств? —хрипло спросил он.
—А я почем знаю? Молись Богу, чтобы Виталий вернулся. Крепко молись. Кстати, почему у тебя лишай на подбородке? Ведь должен быть на затылке...
— Не знаю.
— Все не как у людей. А когда обнаружил?
— Сегодня.
— Что ж, деваться некуда. Дней через десять ночевать будешь только здесь, только в штабе —слыхал? Без всяких отлучек! Виталий говорил, по уточненным данным, вирусы берут мозг под контроль за срок от двенадцати до четырнадцати дней, причем окончательная перестройка нервных связей происходит во сне.
— Я не буду спать!
— Уснешь, куда ты денешься? Проснешься образцовым исполнителем воли другого человека —того, кого первого утром увидишь. Ты кому-нибудь доверяешь на этом свете? Может быть, ты хочешь, чтобы какая-нибудь из твоих баб стала твоей хозяйкой? Скажет тебе с дуру жениться —женишься как миленький!
— Нет! —закричал Илья. —Уж лучше вы. В смысле лучше я вас буду слушаться!
— Где была раньше твоя сознательность? Свинья ты морская, ларькинская радость. Уж как он обрадуется, когда приедет. Ему очень не хватало второго больного. Как бы он тебя на радостях не поцеловал. Да нет, он мужчина опытный. Есть мужики опытные, а есть подопытные.
Илья уже готов был зарыдать, но майор ещё не все высказал, что хотел.
— Мне эта ситуация напомнила мою бывшую жену. По ассоциации. Она делила всех мужиков строго на две категории: на управляемых и на импотентов. Если не импотент —значит, управляемый. Если неуправляемый — значит, импотент. Четко на два класса по этому признаку, исключений она не делала ни для кого. Даже для меня. Чем это кончилось —ты знаешь, но дело не в этом. Дело в том, что ты доказал, что не относишься к категории импотентов. Ты доволен? Рад?
По лицу Большакова было видно, что он не просто не рад, а даже очень сильно не рад. Придя к выводу, что подчиненный уже осознал все, что мог, и дошел до нужной кондиции, Борисов махнул рукой:
—Ладно, иди неси службу. Свободен... пока. Об изменениях самочувствия докладывай.
Илюша, пошатываясь и цепляясь за лестничные перила, пошел на первый этаж. Майор печально посмотрел ему вслед и покачал головой.
— Оболтус, вот ведь оболтус...
В течение нескольких следующих дней Борисов продолжал готовить свою информационную мину, перечитывая заново тексты Братства и набирая свои. За этим занятием его и застал междугородный звонок. Майор поднял трубку.
—Алло. Вы слушаете? — голос человека на той стороне телефонной линии очень напоминал Ларькина.
—Да, слушаю...—ответил Борисов.
После чего голос, безусловно принадлежащий Ларькину — майор отбросил всякие сомнения —произнес всего два слова:
— Бета. Три, —и в трубке сразу же послышались гудки.
Борисов медленно положил трубку и постоял некоторое время у телефона, осмысливая сказанное Ларькиным. Конечно, осмысливать было особенно нечего, надо было просто поверить и привыкнуть к мысли о том, что произошло. А произошло, судя по сообщению, такое, от чего у Юрия Николаевича на голове зашевелились волосы. Ситуация класса «бета» —это могло означать разные события, однако, учитывая специфику командировки Ларькина, Борисову следовало сделать такой вывод: там, под городом Марксом, они с Ириной попали в самый эпицентр крупномасштабной аномалии, предположительно на базу неземной цивилизации. Вариант «Три» —означало, что они с Ириной живы, но находятся в плену или под жёстким контролем, но в помощи не нуждаются, будут рассчитывать только на свои силы и в дальнейшем действовать самостоятельно. Теперь Борисов стал жалеть о том, что он не оставил стажёрку в штабе и не отправился с Ларькиным сам.
Что у них там могло произойти? От Большакова невозможно было добиться чего-то полезного, Илюша пребывал в трансе, морально готовился к потере суверенитета и превращению в биологического робота. Рената только за мясом посылать. Не хватало ещё, чтобы и его, как выразился меланхоличный Илья, «йети марксиане в плен взяли»,
Борисов кружил по кабинету, как паровозик по игрушечной железной дороге. Стелившийся за ним табачный дым и нервное пыхтенье придавали ему сходство с настоящим древним локомотивом. Только немалым усилием воли он смог взять себя в руки и продолжать работу.
Грустно стало в Хлебниковом переулке. Ахмеров скрывался от нервничающего начальника, убитого горем товарища и санитарно неблагонадежной живой улики в гараже. Надо сказать, что морально поддерживать Большакова, когда тот впадал в депрессию, было так же эффективно, как удержать в стоячем положении медузу. В грусти Илья приобретал свойства управляемого им аппарата и мог выкачать из собеседника любое количество энергии, нисколько не повысив собственного жизненного тонуса — всё уходило в него, как в «черную дыру».
