— Каково мнение по делу органа опеки и попечительства? — просила судья.
Представитель органа опеки и попечительства, пожилая орка, встала и попросила. — Ваша честь, если возможно, я определюсь со своей позицией после опроса ребенка.
— Хорошо. — кивнула судья, и обратилась к секретарю. — Пригласите мальчика.
Пока секретарь ходила за ребенком, судья молчала, о чем-то раздумывая.
Наконец секретарь вернулась вместе с Шериэлем. Мальчик старался держаться невозмутимо, явно подражая отцу, но глаза у него были испуганные.
— Не бойся. — ласково сказала судья. — Тебе просто надо говорить правду. Понятно?
Мальчик кивнул и посмотрел на отца. Впрочем, судья тоже заметила это, так что она тут же скорректировала свои указания. — Шериэль, подойди ко мне поближе. Вот так, встань передо мной. Умница. А теперь я прошу тебя честно ответить на мои вопросы. Договорились?
Шериэль вновь кивнул. Я поняла замысел судьи — в таком положении мальчик никак не мог видеть отца, а потому тот не мог прямо влиять на его поведение. Конечно, стоит учитывать и то, что эльф наверняка заранее настроил сына, что ему говорить и как отвечать, но от этого уж никуда не деться. Все же ребенок в двенадцать лет уже достаточно развит, чтобы понимать суть вопросов, но еще вряд ли сможет достаточно эффективно скрыть все подробности.
Судья начала задавать вопросы Шериэлю, и из его рассказа вырисовывалась очень занятная картина. Получалось, что истец не просто вообще ничего не рассказывал сыну о его драконьем наследии, но и строго-настрого запрещал ему использовать все драконьи способности. Доходило до того, что Шериэля наказывали за применение магии огня, которая была свойственна ему как дракону. Зато все способности, унаследованные мальчиком от отца-эльфа, старательно развивались. К тому же, судя по поведению ребенка, его прилежно воспитывали в духе величия эльфийской расы.
Слушая рассказ, как отец заставляла несчастного ребенка возненавидеть часть самого себя, я размышляла. Грустно, но очень часто дети для собственных родителей лишь орудие, одухотворенная игрушка. Родители пытаются воплотить в детях свои амбиции, калеча и ломая самого ребенка. И, к сожалению, это личное дело самих родителей, и никто не станет вмешиваться в процесс воспитания, если его методы не выходят за определенные пределы.
Конечно, истец пару раз пытался повлиять на сына или скорректировать его ответы репликами с места, но судья моментально поставила его на место, пригрозив в случае продолжения такого поведения вывести истца из зала. Понимая, что ничего сделать не удастся, эльф присмирел и сделал вид, что это его вообще не касается.
Наконец судья закончила опрашивать Шериэля. Напоследок она поинтересовалась. — Скажи, Шериэль, а с кем ты хочешь жить?
Ребенок насупился и проговорил. — С мамой и папой. Но так ведь не получится, правда? — как-то очень по-взрослому закончил он.
Судья вздохнула. — К сожалению, не получится. Тебе придется выбирать, с кем жить.
Шериэль опустил голову и сказал. — С папой.
— Ваша честь, разрешите вопрос? — не выдержала я.
— Задавайте. — кивнула судья.
— А почему ты хочешь остаться именно с папой? — спросила я.
Шериэль, не задумываясь, ответил. — Папа в городе живет, а мама в темной страшной пещере. — он немного помолчал, пока взрослые переваривали этот неожиданный довод, а потом закончил. — И папа мне компьютер новый обещал купить.
Ну что тут скажешь? Разве что попробовать вот так. — А если тебе мама тоже компьютер купит, и жить будет в городе, а не в пещере?
Мальчик угрюмо молчал, ни на кого не глядя. Я понимающе переглянулась с судьей. Судя по всему, Шериэль боялся что-либо говорить при отце, и судья это тоже прекрасно понимала.
— Стороны, выйдите из зала. В зале остаются лишь Шериэль и представитель органа опеки и попечительства. — постановила судья.
Деваться было некуда, и стороны вышли в коридор. Обменявшись парой неприязненных взглядов, супруги, тем не менее, удержались от открытого выяснения отношений. Так что мы молча ожидали, когда нас позовут обратно в зал. Секретарь вывела мальчика из зала минут через десять, после чего пригласила в зал нас.
Судья не стала сообщать, что именно сказал ей мальчик без нас, а перешла к оглашению материалов дела. В общем-то, они были вполне стандартными. По таким делам всегда собирается просто кипа доказательств, характеризующих самих родителей, и условия, которые они могут обеспечить ребенку. Это и характеристики, и справки с места работы о среднемесячном заработке, и сведения о наличии жилья, информация о состоянии здоровья, а также множество прочих косвенных доказательств.
Конечно, в данном случае обе стороны собрали доказательства, создающее более чем радужную картину. Да, в общем-то, так оно и было. Оба родителя весьма неплохо материально обеспечены, да и с жилплощадью у них проблем нет. Если же у них и были какие-то грешки, то они тщательно скрывались.
Наконец все материалы дела были оглашены, и мы перешли к дебатам. Надо сказать, что дебаты, фактически, это лишь формальное подведение итогов. Ни новых доказательств, ни ссылок на неожиданные обстоятельства, в дебатах не бывает. Это лишь небольшое выступление, призванное склонить судью к позиции выступающего. Впрочем, реального влияния на мнение судьи оно практически не оказывает, ведь судья к этому времени уже наверняка определился со своими предпочтениями. Потому единственное, что может почерпнуть судья из дебатов — это обоснование будущего решения. Иногда судьи просят адвокатов оставлять им текст дебатов, для того чтобы использовать его в решении. Но в большинстве случаев это лишь формальность, призванная показать непредвзятость суда, и позволяющая адвокату продемонстрировать клиенту свою работу.
Конечно, я в своей речи просила суд не лишать мать ее единственного ребенка, а также обращала внимание на корыстные мотивы истца.
Но вот прения закончились, и судья удалилась в совещательную комнату.
Не знаю уж, что именно сказал судье Шериэль во время нашего отсутствия, но судья Шумейко вынесла решение очень быстро. Буквально через десять минут после ухода судьи в совещательную комнату, нас уже позвали на провозглашение решения.
Судья прочитала вступительную и резолютивную часть решения, из которых следовало, что место жительство ребенка определено вместе с матерью.
Ярость, написанная на лице Соэреля, не оставляла сомнений, что он будет обжаловать это решение районного суда. На здоровье, но сомневаюсь, что ему это удастся. А впрочем, поживем — увидим.
