— Баринтус! — Это единственное слово передало всю глубину моего потрясения. Теперь я сама цеплялась за Шолто, мне нужна была опора. Он описал судьбу хуже смерти, и это ею он угрожал Галену — моему Галену!
Баринтус посмотрел мне в глаза и явно не обрадовался увиденному.
— Неужели ты не понимаешь, Мередит, что мое могущество куда больше, чем у многих других твоих мужчин?
— Ты таким странным способом хочешь приобрести мое уважение? — спросила я.
— Подумай, насколько мощной силой я стану рядом с тобой, если верну, что потерял.
— Ты сможешь уничтожить этот дом со всеми его обитателями. Именно так ты сказал в моей спальне.
— Я никогда не причиню тебе вреда, — возразил он.
Я покачала головой и отстранилась от Шолто. Секунду он пытался меня удержать, потом отпустил. То, что я собиралась говорить, надо было говорить самостоятельно.
— Не причинишь вреда мне лично, верю, но если ты так поступишь с Галеном, ты лишишь меня мужа и моего ребенка — отца. И это наверняка причинит мне вред, Баринтус. Конечно, ты это понимаешь?
Лицо у него снова стало прекрасной непроницаемой маской.
— Не понимаешь? — спросила я, чувствуя, как побежала по спине холодная струйка страха.
— Мы бы превратили твой двор в силу, которую станут бояться, Мередит.
— А зачем нужно, чтобы нас боялись?
— За правителем следуют либо из любви, либо из страха, Мередит.
— Хватит с меня этого макиавеллизма.
— Я не понимаю значения этого слова.
Я мотнула головой:
— Я не понимаю значения всего того, что ты натворил за последний час, зато точно знаю — если ты причинишь вред кому-то из моего окружения, если обречешь кого-то на такую жуткую участь, я тебя изгоню. А если кто-то пропадет, не оставив следа, я решу, что ты выполнил угрозу, и тогда тебе придется либо отпустить пленника, либо…
— Либо что?
— Либо ты умрешь, Баринтус. Или ты умрешь, или мы никогда не будем чувствовать себя в безопасности, особенно здесь, на берегах Западного моря. Ты слишком могущественный враг.
— Так что, Дойл по-прежнему Мрак Королевы, по-прежнему убивает по приказу, как хорошо вышколенная собака?
— Нет, Баринтус, я это сделаю своими руками.
— Ты не сможешь победить меня, Мередит, — сказал он, но тише.
— Я полностью владею руками плоти и крови, Баринтус. Даже мой отец не обладал полной силой руки плоти, а Кел— руки крови, но я владею и тем и другим. Так я убила Кела.
— Ты не поступишь так со мной, Мередит.
— Несколько минут назад я была уверена, что ты никогда не станешь угрожать тому, кого я люблю. Я ошибалась; не ошибись и ты.
Мы мерялись взглядами через пустой пол; мир словно исчез, остались лишь мы вдвоем. Я встретила его взгляд, показывая, что говорю с полной уверенностью, что выполню все, о чем сказала.
Наконец он кивнул:
— Я вижу свою смерть в твоих глазах, Мередит.
— Я сердцем чую твою смерть, — отозвалась я. Это выражение означало, что его смерть порадует мое сердце — или по крайней мере не огорчит.
— И мне нельзя вызвать на поединок того, кто меня оскорбил? Ты снова сделаешь из меня евнуха, хоть и не в том смысле, что Андаис?
— Ты вправе защищать свою честь, но дуэль не должна кончаться смертью или увечьями — я не хочу терять своих телохранителей.
— Ты мало оставляешь мне возможностей для защиты чести, Мередит.
— Возможно, но я беспокоюсь не о твоей чести, а о своей.
— О чем ты говоришь? Я ничем не задел твою честь, только честь этого отродья пикси.
— Во-первых, не зови его так. Во-вторых, здесь правлю я. Главный голос здесь мой. Я была венчана на царство страной и Богиней, а не ты. — Я говорила тихо и спокойно, тщательно выбирая слова. Нельзя было позволить себе сорваться, нужно было сохранять самообладание. — Напав на моего консорта, отца моего ребенка, у меня на глазах, ты показал, что не испытываешь уважения ко мне как правителю.
— Если бы ты приняла предложенную тебе корону, я бы уважал выбор Богини.
— Это она предоставила мне выбор, Баринтус, и я верю, что она так не поступила бы, будь этот выбор плох.
— Богиня всегда дает нам самим выбрать себе погибель, Мередит. Безусловно, ты это знаешь.
— Если, спасая Холода, я выбрала погибель, значит, я выбрала именно это, и ты волен либо уважать мой выбор, либо уйти и не попадаться мне на глаза.
— Ты меня изгоняешь?
— Я могу отослать тебя обратно к Андаис. По слухам, после нашего отъезда она впала в кровавое безумие. Горе из-за смерти единственного ребенка она топит в крови собственных подданных.
— Ты знаешь, что она творит? — с явным изумлением спросил он.
— У нас остались уши при ее дворе, — сказал Дойл.
— Тогда почему ты стоишь здесь, Мрак, а не делаешь все возможное, чтобы вернуть нам полную силу и остановить уничтожение нашего народа?
— Она еще никого не убила, — заметил Дойл.
— То, что она с ними творит, хуже смерти.
— Они могут перейти к нам, — сказала я.
— Если ты поможешь нам вернуть силу, мы поедем туда и освободим пленников из темниц.
— Чтобы спасти ее пленников, нам придется убить ее саму.
— Но ты же освободила меня и всех прочих узников Зала Смертности, когда в последний раз покидала страну фейри.
— Вообще-то, нет, — сообщила я. — Это Гален. Его магия освободила и тебя, и всех остальных.
— Ты это говоришь, чтобы я смягчился к нему.
— Я это говорю, потому что это правда.
Он повернулся к Галену — тот смотрел на него. Холод стоял на шаг позади Галена, лицо — надменная маска, как всегда, когда он не хотел выдавать свои мысли. Дойл посторонился, не мешая Галену и Баринтусу видеть друг друга, но отошел недалеко. Иви, Бри и Шаред стояли рядом, но не слишком близко друг к другу, чтобы в случае чего легко выхватить оружие. Мне припомнились слова Баринтуса об оставленном мной вакууме власти, и о том, что стражницы в пляжном доме тянутся к нему, потому что я ими пренебрегаю и как будто не доверяю женщинам вообще. На миг я задумалась, на чью сторону они встанут — на мою или Баринтуса.
— Это твоя магия покрыла Зал Смертности цветами и листьями? — удивленно спросил Баринтус.
Гален молча кивнул.
— Значит, я обязан тебе своей свободой.
Гален снова кивнул. Молчаливость была не в его привычках. Мне не понравилось, что он молчит — значит, боится, что скажет нечто совсем неподходящее.
В другую дверь вошел Рис. Окинув нас взглядом, он сказал:
— Я уходил посмотреть, что там за шум. Оказалось, Джереми. Он ждет нас как можно скорее, если мы едем. Мы едем?
— Едем, — кивнула я и повернулась к Шаред. — Мне говорили, что ты достаточно владеешь гламором, чтобы спрятаться в чистом поле.
