Кружки звякнули. Коттен сделала глоток.
— Пойдем на веранду?
— И замерзнем насмерть?
— На минутку. — Она отпила вина, улыбнулась и кивнула на его кружку. — Вино тебя согреет.
— Вот так пьяницы и замерзают насмерть. Им кажется, что тепло.
— Я сейчас. — Коттен направилась в коридор и вернулась с толстым шерстяным одеялом. — Пойдем, — она открыла заднюю дверь. В лицо ударил холодный ветер.
Джон вышел вслед за ней на веранду и закрыл дверь.
— Так красиво. — Коттен смотрела на горы. — Сумерки — это волшебство, правда?
Он кивнул, обхватив себя руками.
— Иди сюда, — предложила она, закутываясь в одеяло и приоткрывая для него уголок.
Джон встал рядом и натянул одеяло на плечи.
— Так лучше? — спросила она.
— Намного.
Глотнув еще вина, она вложила руку в его ладонь. Позади хижины местность резко менялась, каменные глыбы громоздились уступами, земля зимой была совсем голой.
— Там внизу есть ручей, — произнес Джон. — Не очень большой, но в детстве там хорошо было играть все лето. Я с утра до ночи лазил по этим горам. Знал каждый камень, каждую пещеру, каждое дуплистое дерево на много миль вокруг. Обычно просил отца остановить машину и выходил подальше от дома. Когда они с мамой подъезжали, я уже стоял на крыльце, скрестив руки и победно улыбаясь. Нет лучше места для ребенка — столько приключений.
Коттен посмотрела на Джона — в нем сочеталась невинность мальчика и мудрость мужчины. Этот контраст очаровывал.
— А ты где искала приключений, когда была девчонкой?
Коттен засмеялась.
— Я кормила цыплят.
— Да ну. Дети обычно выдумщики. Разве у тебя не было крепости или тайника?
Коттен минутку подумала.
— Было дерево. Огромный дуб посреди пастбища. Я приколотила к нему несколько дощечек, чтобы получилась лестница, а между ветвей приладила несколько досок — что-то вроде помоста. Я всегда убегала в свой дом на дереве. Первый раз там поцеловалась. Мне было лет двенадцать… Мы с Робби Уайтом сидели наверху, прятались от Томми Хипперлинга, и вдруг он наклонился и крепко меня чмокнул, вот сюда, — она коснулась губ. — А потом мы долго молчали. Я думаю, это и для него был первый поцелуй. Мы никогда не говорили об этом, но в ту весну часто залезали на дерево — тренировались. Потом он переехал, и я его больше не видела. Кажется, я потом не целовалась лет до шестнадцати, и это не шло ни в какое сравнение с поцелуем Робби Уайта.
— Так, значит, пока я лазил по горам и ловил головастиков, тебя целовал Робби Уайт.
— Вообще-то я была сорванцом, если речь не шла о поцелуях. Но целовалась по-девчачьи. Мне это нравилось ничуть не меньше, чем лазать по деревьям с мальчишками.
Джон набрал воздуха и открыл рот, собираясь что-то сказать, но, видимо, передумал.
Потом они вдруг заторопились к двери, подгоняемые ветром.
— Очень вкусно, — сказал Джон, пробуя спагетти.
— Спасибо. — Коттен думала не об ужине, а о Чаше. — Если тамплиеры считали себя Хранителями Грааля, тогда они могли украсть его, чтобы защитить, а не продать.
— Может быть.
— Возможно, Чаша уже укрыта в подвалах какого-то банка или в частной коллекции, и мы ее больше не увидим.
Джон взмахнул вилкой.
— Это не объясняет убийство Торнтона и покушение на тебя. Кто-то тебя очень боится — боится, что ты знаешь их тайну.
— Еще вина? — предложила она, робко улыбнувшись.
— Конечно. — Он протянул кружку, и она вылила ему остатки кьянти.
— Знаешь, однажды я читала книгу о писательских заметках. Автор, его звали Флетчер, рассказывал, как случайно услышал слова официантки о том, сколько вина остается в пустой бутылке. Она утверждала, что всегда остается тринадцать капель. Флетчер записал это в блокнот, как чудесную метафору для описания человека, которому кажется, будто ничего не осталось — вроде бы он опустошен и выжат, но в запасе всегда есть тринадцать капель. — Она поставила бутылку и посмотрела на Джона. — Надеюсь, что я найду свои тринадцать капель, если вдруг понадобится.
Они посмотрели на темное окно. Хижина заскрипела от порыва ветра.
— Невероятно, как тут быстро темнеет, — заметила Коттен.
— Совсем не так, как летом. В прохладную летнюю ночь кажется, что сумерки длятся вечно. Мы с дедушкой, бывало, часами сидели на крыльце и считали светлячков, пока их можно было отличить от звезд.
— Ты в юности когда-нибудь влюблялся?
— Вообще-то да. У Джонса есть внучка, и она сюда часто приходила, навещала нас. Я целый июль был безумно в нее влюблен.
— И что случилось?
— Почти ничего. Мы же были детьми.
— Ты ее целовал? — Коттен игриво подняла брови.
— А Робби Уайту нравилось сидеть на дереве? Они рассмеялись, потом Коттен спросила:
— Вы общаетесь?
— Нет. Она превратилась в светлячка и исчезла.
— А когда вырос? Влюблялся?
Джон откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее через стол, потягивая вино.
— Что?
Он покачал головой и встал.
— Предлагаю распить еще бутылочку и все убрать.
* * *
Ветер ревел в горах и раскачивал хижину. Та стонала под натиском, но стояла крепко.
Вымыв посуду, Коттен и Джон вновь наполнили чашки и перебрались на диван к камину. Они долго сидели в тишине и смотрели, как языки пламени лижут воздух и в трубу летят искорки.
— Вот бы запереться от мира и остаться так навсегда.
Она сидела вполоборота к Джону, поджав ногу.
— Ты же знаешь, что это невозможно.
— А почему нет? Ненавижу постоянно бояться, думать о смерти Ванессы, смерти Торнтона… Ненавижу эту сумятицу чувств.
— Не позволяй им захватить тебя. Ты не одна. Я здесь, с тобой.
Коттен поставила чашку на пол. Как же объяснить, что ее гложет?
— Посмотри на меня, Джон. Внимательно посмотри. Кто-то убил мою лучшую подругу и хочет убить меня. Они прикончили Торнтона. Я даже не знаю, почему. И все повторяют, что я единственная. Единственная в чем? Я понятия не имею, что это значит. Я должна не дать солнцу подняться? — Она взглянула на огонь, потом снова на Джона. — Что за безумную жизнь я себе устроила? Все повторяется. Я хочу того, что не могу получить, и все, к чему я прикасаюсь, превращается в дерьмо… или умирает.
— Ты не виновата в этих смертях. Я знаю, тебе сейчас сложно. Не вини себя.
Она посмотрела в его темно-синие глаза.
— Я втянула тебя в этот кошмар, и боюсь, что ты тоже умрешь.
Джон взял ее за руки.
Коттен засмеялась сквозь слезы.
— А в довершение всего я стараюсь не влюбиться в тебя — Она тут же пожалела о своих словах. — Черт, извини, Джон. Зря я это сказала.
