На следующее утро, во время завтрака на террасе, Анжела заметила, что Дорин явно плохо выглядела. Даже Филип почувствовал что-то неладное и спросил:
— Вы хорошо спали?
Чарльз смутился, огляделся по сторонам и с коротким смешком ответил:
— Ну, вообще-то, мы и глаз не сомкнули. Всю ночь кошки так выли, что мы не могли уснуть. В жизни не слышал ничего подобного. Одна здоровенная зверюга шастала по саду. Я встал, чтобы облить ее водой. У нее огненные желтые глаза — отродясь таких не видел.
— Мне очень жаль! — воскликнул Филип. — Да, раз уж мы об этом заговорили, здесь полно кошек, но я бы не сказал, что нас они беспокоят. А ты их слышала, дорогая? — обратился он к Анжеле.
Та побледнела, пробормотала какую-то банальность и, быстро извинившись, вышла из-за стола. Больше ничего существенного за время непродолжительного визита Хендри не произошло. Он оказался исключительно коротким. Сначала муж с женой собирались погостить в Сером Доме две недели, но уже через несколько дней Чарльз сообщил, что у него возникло срочное дело и ему необходимо вернуться в Англию. Анжела могла поклясться, что, когда спортивная машина гостей тронулась прочь от Серого Дома и они с Филипом принялись махать на прощание, она заметила во взгляде Дорин облегчение.
Придумал ли Чарльз это «дело» или нет, вскоре стало ясно, что оно было всего лишь отговоркой, — через пару дней, к их взаимному смущению, все четверо встретились на городской площади. На той же неделе, в пятницу, Филип сделал неприятное открытие, которое лишило его покоя, а Анжелу наполнило глубокой тревогой. Филип вернулся с прогулки, совершенной вместе с Роже, и спросил Пьера:
— Послушайте, а вы знали, что там, в конце аллеи, находится заброшенное кладбище?
Пьер пожал плечами и ответил, что вроде бы там было какое-то кладбище, но довольно далеко от дома, за рощей. Он не видел в этом ничего особенного. Филип вынужден был согласиться, что кладбище — и в самом деле пустяки. Но эта новость буквально потрясла его, хотя он сам не желал себе в этом признаться.
Они с Роже осматривали участок, чтобы установить его границы; Филип захотел поближе взглянуть на сад и водяную мельницу. Они подошли почти к границе сада — местами приходилось продираться через заросли высоченной крапивы, — когда Филип с удивлением заметил ржавую железную ограду, окружавшую довольно большой участок земли; за деревьями мелькали белые камни.
Роже был удивлен не меньше своего работодателя. Мужчины, побуждаемые любопытством, двинулись вперед и вскоре оказались перед замысловатыми железными воротами, украшенными ржавой металлической лентой со знакомой надписью; каменные столбы ворот были покрыты мхом и лишайником; шар, венчавший одну из колонн, давно скатился в траву.
Ворота были не заперты, и после некоторого колебания мужчины вошли на кладбище. От протяжного скрипа ворот, вращавшихся на полуразрушенных от времени петлях, у обоих стало нехорошо на душе.
На кладбище было около тридцати склепов, а с того дня, как последний покойник занял свое место, прошло не менее века. Пока они озирались по сторонам, Роже сказал с дрожью в голосе:
— Должно быть, это и есть старое кладбище де Меневалей. Помню какие-то старые истории — горожане говорили, что этот род проклят и произошли большие церковные дебаты насчет того, пристойно ли хоронить их на городском погосте. После этого епископ велел устроить подальше от города частное кладбище для членов семьи.
При этих словах Филип не смог подавить дрожи; на него произвело мрачное впечатление это место. Он теперь понял, что деревья в конце сада были посажены как раз для того, чтобы скрыть кладбище от глаз случайного наблюдателя. Ему стало ясно, откуда берется этот зловещий туман, поднимающийся над садом по ночам. Место было нездоровым, и Филип решил, что нужно посоветоваться с людьми из отдела здравоохранения.
Филип и Роже прошлись по коротким аллеям, разделявшим старое кладбище на секторы, и оказались перед внушительным памятником, расположенным в самом дальнем углу; его окружали разросшиеся лавровые кусты, нижняя часть монумента была скрыта в зарослях ежевики. Филип с интересом отметил, что склеп был выстроен в виде древнегреческого храма.
На стене склепа повторялся тот же геральдический щит, что и на фреске в холле; он увидел имена Эктора де Меневаля и других представителей рода. Даты рождения и смерти вроде бы уже стерлись. Хотя нет, присмотревшись, Филип заметил, что даты рождения были видны ясно, но на том месте, где обычно ставится год смерти, не было ничего, даже обычное тире между этими датами отсутствовало. Это выглядело странно.
Роже озадаченно разглядывал длинную латинскую надпись, тянувшуюся вдоль стены склепа. Она означала примерно следующее: «Они могущественны и познали великую радость; они вкусят Вечной Жизни». Почему-то эта надпись произвела на Филипа неприятное впечатление, и он невольно вспомнил коварно-злобное выражение на лице старика с фрески.
Он уже собирался уходить, когда его позвал Роже. Присоединившись к другу, который трясущимся пальцем указывал в сторону, он увидел, что часть стены склепа обвалилась. Земля осыпалась внутрь, увлекая за собой обломки мрамора.
В зияющем проломе они разглядели темные ступени и в отдалении — нечто вроде катафалка. Из отверстия исходил отвратительный запах падали. Пройдя немного вдоль стены, Филип заметил еще одну странную вещь. Трава рядом с дырой в стене была примята, словно здесь протащили нечто тяжелое; след уходил в сторону зловещих кустов, окружавших кладбище.
Ни Филипу, ни Роже не захотелось идти по этому следу, и через несколько мгновений по молчаливому взаимному согласию они поспешили к дорожке, ведущей в сторону дома. Ворота насмешливо скрипнули у них за спиной.
Филип никому не стал рассказывать подробности своей прогулки по кладбищу. А на следующей неделе был праздник, кульминацией которого стал сюрприз Филипа.
Хозяин издательства, выпускавшего книги Филипа, должен был на несколько дней приехать в Бургундию; он обещал провести с ними день и осмотреть их новое жилище. Филип организовал в его честь вечеринку, и гвоздем программы должно было стать некое чудо в большом холле. За три дня до вечеринки в помещение не разрешалось входить ни друзьям, ни домочадцам и по всему дому разносился стук молотков и визг пил. Роже и Филипп совещались о чем-то за закрытыми дверями; рабочие таскали туда-сюда доски, покрытые замысловатой резьбой, и с улыбкой отрицали, что им что-то известно.
И вот двери большого холла распахнулись. В центре стояли столы с напитками и едой, в очаге пылала целая поленница дров — в помещении было холодно, несмотря на лето и деревянную обшивку стен. Взгляды гостей были прикованы к сооружению, над которым Роже и Филип работали целый год.
