Николь. Да, поворот сюжета в лучших детективных традициях.
Мэриэл. Опасность таких поворотов, если говорить именно о сюжете, состоит в том, что трудно сохранить уровень интриги, не изменяя при этом законам логики.
Николь. Это справедливо. Но, возможно, автор что-то еще держит в рукаве?
Мэриэл. Возможно. Ты не считаешь, что для чисто литературного замысла слишком много действующих лиц?
Николь. А сколько вариантов возможного развития сюжета! Тебе не кажется эта история фантастической? Лично я впервые слышу о подобном случае. Как женщина может забыть своих детей и их отца, оставаясь при этом в твердой памяти по отношению к остальному?
Мэриэл. Возможно, в этом вопросе автор немного лукавит или утрирует… Мне тоже неизвестны такие случаи, разве что в каком-нибудь бразильском сериале, но это не в счет. Если это окажется важным, то мы сможем заглянуть в Интернет.
Мэриэл положила рукопись на стол, и я взялась за ее край, чтобы притянуть к себе.
– Секунду, дорогая… – задумчиво произнесла Мэриэл, положив руку на страницы.
Молчание длилось с минуту, а затем Мэриэл позвала Ари. Тот не замедлил вплыть в кабинет.
– Профессор Питер Краузе, – сказала Мэриэл.
– Психиатр. Светило с мировым именем.
– Отлично, а дело профессора Питера Краузе?
– Дело профессора Питера Краузе? – удивленно повторил Ари. – Что вы имеете в виду?
– Суд по делу профессора Питера Краузе, – разъяснила Мэриэл Адамс.
– Такого суда не было.
– Спасибо, Ари. – Настала очередь удивляться Мэриэл. – Но…
Ари, уже приблизившийся к двери, замер, ожидая продолжения, но так и не дождался.
Я любовалась Мэриэл: больно хорошо у нее получалось разыгрывать недоумение…
Бруно легко нашел адрес и телефон полковника Джима Слоу. Сайт телефонной компании знал почти все почти обо всех. Но неудача поджидала его впереди. Три дня он названивал Слоу, но трубку никто не брал. И тогда Бруно решился нанести визит полковнику без приглашения. Тем более что тот проживал в Сент-Ривере.
Двухэтажный особняк с колоннами, если допустить, что он давно не переходил из рук в руки, сам по себе мог порассказать много интересного о своих владельцах. Когда-то они были богатыми и уважаемыми людьми, но последние десятилетия их дела идут неважно. Им не по карману даже косметический ремонт здания, которое, судя по висящим клочьями обрывкам ссохшейся краски, буквально лезло из кожи вон, чтобы сохранить былой уют для своих обитателей. А те уже давно не в состоянии оплачивать садовника – разросшийся малинник душил все живое в палисаднике, милуя лишь пару древних эвкалиптов, облезлых, как и дом, стыдливо прячущийся в их жидкой тени.
Бруно постоял с полминуты перед калиткой, успокаивая дыхание, а затем решительно надавил на кнопку переговорного устройства. Почти сразу откликнулся приятный женский голос:
– Кто вы?
– Меня зовут Эллери Квин, писатель. Мне надо поговорить с полковником Слоу.
Сквозь непрерывный треск до Бруно донеслись приглушенные голоса, а затем грубый мужской голос спросил:
– Что вам угодно?
– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Райновски, догадавшись, что это и есть полковник.
– Это вы без конца звонили последние дни?
– Да, это я.
Опять треск и приглушенные голоса. Затем снова женский голос:
– Пройдите.
Замок издал характерное жужжание, и Райновски толкнул калитку. Узкая тропинка привела его к дому. Дверь приоткрылась, и из-за нее просунулась хорошенькая белокурая головка и с плохо скрываемым любопытством уставилась на него.
– Проходите, мистер Квин, – сказала девушка.
Бруно улыбнулся ей и вошел в дом, внутри которого царил полумрак. Сделав по инерции пару шагов вперед, он чуть не уткнулся в грудь высокому старику с кавалерийскими усами и голым черепом. Слоу был укутан в темно-зеленый махровый халат, из-под которого ниспадали светлые парусиновые брюки. Несмотря на домашнюю одежду, выправка выдавала полковника. Но самым примечательным в его внешности были густые кустистые брови, постоянно находящиеся в движении. Бруно показалось, что полковник строит рожицы. Старик красноречиво взглянул на часы и сказал сердитым тоном:
– Я уделю вам немного времени… четверть часа… не более. Но вы должны пообещать, что никогда больше не попытаетесь вернуться сюда снова и не станете досаждать мне и моей жене.
– Обещаю, – коротко сказал Бруно.
– Тогда садитесь, – полковник кивнул на диван, – и рассказывайте в чем дело.
Бруно присел на краешек дивана, а полковник взял стул, поставил его перед Бруно спинкой вперед и уселся, словно оседлал коня.
– Итак, мистер…
– Мистер Квин, Эллери Квин. Я бы хотел поговорить с вами об истории, связанной с профессором Краузе.
Услышав это имя, полковник соскочил с седла и принялся расхаживать взад-вперед.
– Почему вы решили, что я стану обсуждать это с вами? Как вы вообще набрались наглости произносить это имя в моем доме?
– Видите ли, я писатель. – Бруно придерживался заготовленной легенды. Он не сомневался, что полковник никогда не слышал об Эллери Квине. Хорошо, что Пэтман предупредил его. – Я собираю материал о различных малоисследованных явлениях в психиатрии и обо всем, что может иметь к этому отношение. Я натолкнулся в старых газетах на статьи о вашем процессе против профессора Краузе и решил побеседовать со всеми фигурантами этого дела.
– Вы должны поклясться, что близко не подойдете к Патриции. Или я убью вас! – Брови Слоу грозно сошлись.
– Клянусь, – послушно сказал Бруно, и брови полковника изобразили сомнение.
– Вы уже разговаривали с этим… – полковник долго подбирал слово, но так и не нашел подходящего.
– Нет. Только с его адвокатом. Помимо этого я ознакомился с судебными протоколами.
– К сожалению, мой адвокат оказался не столь ушлым, как этот престарелый хлыщ. Придушил бы его собственными руками!
Райновски решил не выяснять, какому адвокату грозит смертная казнь, и правильно сделал: скорее всего, не поздоровилось бы обоим.
– Мистер Слоу, мне кажется, что нам обоим будет проще, если вы просто расскажете эту историю.
Это был правильный ход – полковник сразу успокоился, и его речь утратила воинственность, приобретя даже некоторое изящество.
– Не думаю, что смогу сказать больше, чем на суде. Вкратце история выглядит так. Все началось еще тогда, когда я действительно был полковником. – Поймав вопросительный взгляд Бруно, Слоу продолжил: – Полковником армии Венесуэлы. У Патриции появились признаки депрессии. Все ей не нравилось. Угодить ей было невозможно. Часами она могла сидеть у окна и тупо смотреть на улицу. Я думал, что это связано с беременностью, но и когда на свет появился Терри, мало что изменилось. Надо признать, что я не мог уделить ей тогда достаточно внимания. К власти пришел Уго Чавес, и стало ясно, что в моей военной карьере поставлена точка. Хуже того, удержаться в армии мне было не так просто. Все-таки я был включен в военную делегацию в Мексику… Не важно, это к делу не относится. Короче, это помогло мне перебраться сюда. Я надеялся, что смена обстановки, безмятежность, царящая в Сент-Ривере, восстановят нервную систему Патриции, но этого не произошло. У нее начались припадки. Из-за любых бытовых пустяков она могла выйти из себя и начать крушить все, что подворачивалось под руку. Самое ужасное, что порой доставалось и Оливии с Терри, и это несмотря на их преданность матери… А как-то раз она пыталась покончить с собой, но не смогла как следует перерезать себе вены: потеряла сознание при виде крови. Это было первый раз. А во второй раз она, видимо, насмотревшись идиотских сериалов, проглотила пригоршню таблеток снотворного, но ее смогли откачать.
