Впрочем, к протоколу можно будет вернуться и после беседы с господином Краузе.
Ближе к вечеру ему сообщили, что в торговом зале его дожидается девушка. Бруно спустился вниз.
– Простите меня, Эстер, за утреннее… недоразумение. Я должен загладить свою вину. Рядом есть уютное кафе, и мы могли бы поужинать. Что скажете?
– Спасибо, в другой раз. – Бруно не мог не отметить, как улыбка идет этой и без того миловидной девушке. – Разве что чашку кофе, у меня просто нет времени. Полковник…
Бруно заказал кофе с пирожными девушке и себе.
– Я сразу заподозрила что-то неладное, ведь я знаю, что Эллери Квин всего лишь псевдоним… Но вы мне кого-то напомнили, а кого – я поняла, лишь когда вы уходили.
– Да, это была не лучшая идея – назваться Эллери Квином. Я был уверен, что полковник не читает детективы, но я не учел, что… что у него есть очаровательная служащая…
Эстер вспыхнула. Она не знала, надо ли благодарить за столь откровенный комплимент, поэтому взглянула на часики и сказала:
– Я спешу.
– Да, извините. У меня есть к вам несколько вопросов. Если не возражаете.
Девушка молча кивнула.
– Вы давно служите у Слоу? Ох, простите, я сморозил глупость…
– Почему?
– Полагаю, что вам не больше девятнадцати…
Эстер усмехнулась.
– Да. Действительно, я работаю у них год.
– Вам конечно известна их история?
– Они какие-то странные. Миссис Слоу утверждает, что едва знакома с полковником, а тот считает ее своей женой.
– Но обратите внимание, что у них одинаковая фамилия.
– Да, но Патриция требует, чтобы ее называли Патрицией Кальдера. Полковник сказал, что это ее девичья фамилия.
– Вам что-нибудь известно о судебном процессе, который Джим Слоу затеял против профессора Краузе?
– Нет.
Бруно пришлось изложить вкратце суть дела и рассказать о смерти Вольфганга Шмида и исчезновении двух присяжных. Выслушав, Эстер снова взглянула на часы.
– Мне уже надо идти, иначе полковник убьет меня.
– Скажите, Эстер, вы поверите, если я скажу вам, что Шмида убил никто иной как Джим Слоу?
Эстер вскрикнула.
– Не может этого быть!
– Но почему? Вы только что сказали, что опасаетесь за свою жизнь!
– Да. Но мне есть, чего опасаться. А вот Шмида или еще кого он убить не мог – он просто не выходит из дома!
– Как вы можете гарантировать, что сейчас, например, полковник не разгуливает по городу?
Девушка смутилась.
– Не знаю… Порой он такой страшный…
– Убийство произошло в Тотридже. Чтобы совершить его полковнику пришлось бы исчезнуть из поля вашего зрения хотя бы часов на пять. У вас, наверное, бывают выходные?
– Конечно.
– Вспомните, пожалуйста, где вы были 17 мая?
Девушка снова вскрикнула и прижала левую ладошку ко рту. Райновски откровенно любовался ею.
– Это мой день рождения! Я рано утром уехала к родителям и вернулась лишь на следующий день… Полковник даже предлагал отпустить меня в субботу, но мне не захотелось, а он не настаивал. Неужели?.. – она вскочила и почти побежала к выходу из кафе.
– Ваша сумочка, Эстер! – окликнул ее Бруно и снял модную кожаную сумочку со спинки стула.
Эстер вернулась чтобы взять забытую вещь, но Бруно крепко держал сумку за ремешок.
– Я еще увижу вас? – спросил он.
– Если захотите, но только не оставляйте мою сумочку в залог!
Бруно хмыкнул и разжал пальцы.
Николь. Да, идея назваться Квином оказалась не слишком удачной.
Мэриэл. Это как посмотреть. Благодаря ей Бруно познакомился с очаровательной девушкой!
Николь. Может быть. Но в семье Слоу разыгралась настоящая трагедия. Только в чем вина Краузе? Он ведь хотел помочь.
Мэриэл. Мне кажется, что жизнь этой семьи была далеко не безоблачной и до вмешательства профессора, просто к той ситуации они уже как-то приспособились.
Николь. Ты считаешь, что это Слоу начал охоту на присяжных?
Мэриэл. Пока мне, как, по-видимому, и Райновски, это представляется маловероятным, скорее, он разобрался бы с Краузе.
Николь. А, может, он решил так запугать Краузе, чтобы заставить его вернуть все к прежней ситуации.
Мэриэл. Это слишком заумно. Кроме того, тебе не кажется, что, если бы Краузе мог это сделать, он бы и без всякого давления со стороны полковника обошелся. Его бы такой поворот событий избавил от многих неприятностей.
Николь. Да, конечно, но Слоу мог считать иначе.
Я не была так благодушно настроена по отношению к полковнику Слоу, как Мэриэл и Бруно, а слова моей подруги восприняла как очередной подвох. К тому же, где он был вечером 17 мая? Возможно, мы это еще узнаем. Я отдала рукопись Мэриэл.
Глава восьмая
Питер Краузе
Кабинет психиатра был больше похож на кабинет писателя. Стеллажи с книгами, большой письменный стол с прильнувшим к нему современным компьютерным столиком. Компьютер последней модели.
Несколько выпадали из стиля два больших старомодных кресла, сидеть в которых, тем не менее, было очень удобно.
– О да, вы очень молоды, друг мой, – воскликнул профессор, едва Райновски назвал себя.
– Я так не считаю, – возразил Бруно, смягчив свое заявление улыбкой.
– Ничего, это быстро проходит, – успокоил профессор. – Я вообразил, что мне предстоит встреча с ровесником старины Пэтмана, – усмехнувшись, пояснил Краузе. – Хотите что-нибудь выпить?
– Не сейчас.
– Как хотите. Так чем вас заинтересовало мое неприглядное, с точки зрения общепринятой морали, прошлое?
– Право, профессор, я не склонен оценивать с этой позиции ваши проблемы, меня интересуют факты.
– Факты, говорите? Нет более расплывчатого понятия. Ведь именно факты настолько неоднозначны, что рассказать о них непросто, вы должны понять, что я могу вам описать только то, что сам наблюдал, но с любой другой точки зрения все это может выглядеть иначе.
– Понятно, – сказал Бруно, но именно в этот момент почувствовал нечто ускользающее как раз на уровне понимания.
– Давайте поступим так: я расскажу вам то, что знаю, и если у вас останутся вопросы, вы их зададите потом, согласны?
– Да.
– Более двух лет назад меня попросили осмотреть женщину, Патрицию Слоу, после попытки суицида. Это был не мой случай. Я специализировался на посттравматических неврозах, но доктора Гриффса, консультировавшего таких пациентов как госпожа Слоу, не было не только в клинике, но и в стране, он читал лекции в Европе. Поскольку это был классический случай возрастного невроза, я согласился. Существуют методики, препараты, думаю, вам все это известно, – Бруно кивнул, – однако я сразу почувствовал, что с женщиной не все так просто, как казалось на первый взгляд. Не вижу смысла загружать вас терминологией и теоретическими рассуждениями. Главное, что не вписывалось в обычную динамику подобных состояний, заключалось в том, что пациентка вовсе не выглядела ни истеричной, ни измученной длительной депрессией. Она прекрасно понимала, как смотрелись ее действия со стороны, и попросту не верила, что она это сделала. Патриция в беседе со мной даже намекнула, что, возможно, кто-то хотел ее убить. И, знаете, ее утверждения были достаточно логичны. Я должен рассказать вам, что представляла собой ее попытка самоубийства и что при этом происходило вокруг. Нужно заметить, что, если бы произошло худшее, полиции пришлось бы сильно потрудиться, чтобы объяснить все произошедшее убедительно и в рамках закона. Однако Патриция выжила, и это изменило ситуацию. – Краузе встал. – Давайте все же выпьем, по пятьдесят грамм, у меня есть хороший старый коньяк, настоящий французский.
