Наконец я остановилась на джинсах и шелковой тунике и решила, что выгляжу вполне приемлемо.
Удовлетворенно оглядев результат своих усилий, я попросила Ната погладить этот наряд.
— Ты куда собралась? — пробурчал он, семеня к утюгу. Оглянулся с укоризной и обличительно наставил на меня палец. — Опять забыла опустить?
— Забыла! — покаянно развела руками я. — Извини, я утром гладила костюм. Спешила.
— Ты всегда спешишь! — на лице Ната было написано такое уморительное неодобрение, что пришлось спрятать улыбку. Он бы предпочел, чтобы я сидела дома, вязала носки и воспитывала детей, но добиться этого никак не получалось. Мой максимум — соорудить бутерброд или отутюжить юбку (да и то по острой необходимости).
— Я исправлюсь! — Пообещала я.
— Сиди уж, сам справлюсь! — Отмахнулся Нат, подпрыгнул, ухватился за рычажок и опустил гладильную доску как можно ниже. После этого ловко ткнул вилку в розетку и с деловым видом поплевал на «подошву» утюга. Датчики нагрева и прочие «излишества» он не признавал, предпочитая вести хозяйство по старинке.
Впрочем, с причудами домового я давно свыклась. К тому же он заметно обрадовался, узнав, что я ненадолго задержусь в городе и уеду на море только через два дня.
С домовым мне очень повезло. А мелкие фокусы типа ворчания по утрам или попыток приучить меня к здоровому образу жизни можно вытерпеть. В свою очередь, я никогда не возражала против маленьких слабостей Ната типа вышивания крестиком. Главное, чтобы он не стал украшать гостиную своими изделиями!
Обычно хозяева выдают зарплату домовым натурой — сметаной и сливками, плюс расходы на рукоделие, но это совсем небольшая цена. Слава всем богам, что мне не приходилось заниматься этим лично! Так что Ната я ценила, и мы вполне мирно уживались.
Кстати, несмотря на малый рост, домовые обладают внушительной силой (что к лучшему, иначе они вряд ли смогли бы справляться с предметами человеческого обихода). Но смотреть, как Нат легко управляется с утюгом размером в половину себя, все равно было забавно…
Я пораньше легла спать, чтобы как следует выспаться, и даже отключила будильник. Ура, отпуск!
Утром меня переполняла бодрость, а от предвкушения предстоящего праздника хотелось танцевать. За завтраком я весело болтала с Натом, который демонстрировал новый узор вышивки и уговаривал украсить им подушки в гостиной. На уговоры я не поддалась — предложенные им вышитые цветочки совсем не сочетались бы с интерьером.
Собираться на свидание (конечно, если это действительно можно назвать свиданием) — это совершенно особое удовольствие. Мысли полны радостных ожиданий, глаза блестят, а пальцы легко порхают, накладывая неброский макияж. Святая святых любой женщины — туалетный столик, уставленный баночками и флакончиками, тюбиками помад, коробками теней, бесчисленными приспособлениями. И зеркало — советчик и друг в таинстве преображения.
Многие мужчины говорят, что предпочитают «неумытую» красоту. Полагаю, они просто не знают, скольких усилий требует эта самая естественность!
Наконец все было готово, но до назначенного часа оставалось еще долго.
Я позвонила Инне и мы упоенно проболтали около получаса. Каюсь, я лишь небрежно сообщила, что направляюсь за город, и старательно уходила от расспросов.
Когда раздался звонок в дверь, торопливо попрощалась и отправилась встречать Шемитта. При виде меня огонь в его глазах полыхнул ярче. Окинув меня взглядом, он одобрительно улыбнулся, протянул мне замечательные кремовые розы и поздоровался.
— Здравствуйте, Анна. Вы сегодня чудесно выглядите.
Я улыбнулась в ответ, взяла цветы и поблагодарила.
— Спасибо за чудесный букет. Надеюсь, вы не обидитесь, если я оставлю его дома? Жаль будет, если розы быстро увянут.
Шемитт заверил меня, что ничего не имеет против, и, подхватив меня под локоть, вывел из квартиры.
Всю дорогу он развлекал меня веселыми историями и рассказами о традициях драконов. Было даже немного жаль, когда мы добрались до места, но потом меня захватила поразительная красота горного пейзажа.
Надо думать, Шилаэри праздновали одновременно в нескольких местах (вряд ли все здесь уместились), но зрелище было грандиозное.
Чаша долины, словно выточенная из скал и богато отделанная зеленой эмалью. Сверху ее накрывал пронзительно-голубой купол неба. А внизу несколько тысяч драконов — вперемешку, как разноцветные камушки.
Правда, они были в человеческой ипостаси (иначе бы просто не поместились).
Шемитт приветствовал всех встречных, и обменивался с каждым парой слов. Похоже, он действительно являлся здесь заметной фигурой. Впрочем, я и раньше в этом не сомневалась, врать о своей должности ему было незачем.
Я с интересом всматривалась в разнообразие драконьих типажей. Шемитт негромко объяснил мне, что это представители различных семей, масть которых зависит от их стихии.
Интереснее всего было разглядывать детей стихии. Если волосы вполне имели вполне привычные оттенки: иссиня-черные, рыжие, золотистые, красные, то яркие глаза приводили в восторг завораживающей необычностью.
Изумрудные, словно трава, очи драконов земли. Пронзительно-голубые, как южное небо — у воздушных. А еще темные огненные и сине-зеленые омуты водных…
Я старалась не слишком откровенно глазеть по сторонам, впрочем, окружающие явно снисходительно относились к моему любопытству.
Мы расположились на небольшом скальном уступе. Чуть в стороне, прямо под открытым небом, ломились от угощения столы.
Внизу виднелось «донце чаши» — голая скалистая площадка, к которой вели террасы. Любопытно, это подобие амфитеатра природного происхождения?
Шилаэри должен начаться в полдень.
— Теперь смотрите внимательно. — Тихонько прошептал мне на ухо Шемитт, обнимая за плечи.
Не думать о том, как он близко!..
Впрочем, уже через несколько минут я забыла обо всем, кроме происходящего на «сцене». А там был танец. Нет, пожалуй, все же Танец.
Начал его один дракон, но постепенно к нему присоединялось все больше других, как будто стремительно разгорался огонь. Все танцующие одной масти — светловолосые и синеглазые дети стихии воздуха.
И вот уже сотни фигур образуют единый рисунок движения под неслышную, но отчетливую музыку.
Как описать танец, когда танцоры не касаются земли, а партнером является сам воздух? Как описать действо, участники которого то и дело меняют ипостась, перетекая из человека в дракона и обратно?
Невозможно рассказать о пляске ветра и синеве неба — таких слов просто нет. На стихию можно лишь любоваться. Заворожено смотреть до рези в глазах, забывая дышать…
