Над кем ему теперь потешаться?
Чума горестно вздохнул и огляделся. Раньше он никогда не бывал здесь. Будуар, затянутый желтым шелком. Кровать окружали два резных ларца, на одном была представлена сцена турнира, на другом — Благовещение. В комнате стоял стул с высокой спинкой, касапанка, скамеечка для ног, аналой, в углу висело венецианское шестиугольное зеркало, у стены высились буфет с вазами, кувшинами для воды, фаянсами и серебряными подсвечниками и запертый сундук для одежды. Грациано подошёл к ларцам. Сверху лежали книги: Псалтирь Людовика Святого, «Жизнь святого Венсена и других святых», «Город дам» Кристины Пизанской, «Чудеса мира», «Книга о травах и деревьях», «Книга о свойствах вещей», «Часы Трои», поэмы Ариосто и несколько романов. В подсвечнике — две свечи из свиного сала.
Ничего особенного.
Дверь в покои синьоры Верджилези распахнулась. Бениамино привёл не только Тристано д'Альвеллу и Аурелиано Портофино, но и сам дон Франческо Мария, услышав об убийстве, поспешил со своей охраной узнать, в чём дело. Все расступились. Герцог осмотрел спальню, кинул взгляд на труп, поморщился.
— Тристано… — д'Альвеллатут же оказался рядом. Герцог потёр рукой лоб. — В замке посторонние. Это, судя по всему, просто уголовщина. Шума, пока гости здесь, не поднимай, — не думаю, что это связано… — он снова встретился глазами с Тристано д'Альвеллой. — Кустарщина это. — Было очевидно, что только усилием воли герцог не проявляет чувств, но глаза его были мрачны.
Д'Альвелла понял его взгляд и кивнул, вслух же выразил полное согласие со своим господином.
— Фрейлин редко убивают из политических соображений, ваша светлость. Тем более — таким образом. Я разберусь.
Дон Франческо Мария угрюмо кивнул и, сделав знак охране, ушёл. Меж тем Портофино высмотрел в комнате свою родню.
— Это ты нашла её, Камилла? Почему ты пришла сюда? За ней послала герцогиня?
Синьорина подняла глаза на брата. Теперь она чувствовала себя спокойнее.
— Нет. Донна Элеонора под вечер вызвала меня. Попросила сыграть ей на лютне. Я видела, что госпожа погружена в свои мысли и не слушает мою игру, но играла до тех пор, пока она не отпустила меня. Дело просто в том, что у госпожи была не моя лютня, но лютня синьоры Верджилези — она играла ей последней и не забрала свой инструмент. Я взяла лютню — и пришла сюда…
— Дверь была открыта?
— Притворена, но не закрыта. Я постучала и вошла. Сначала не увидела, потом…
Между тем к убитой приблизился Бениамино ди Бертацци и внимательно осмотрел труп. То, что помощь невозможна, он понял с порога, но теперь медик сделал вывод, что фрейлина мертва давным-давно: тело было ледяным, все члены отвердели. Он высказался уверенно и веско.
— Её убили давно, возможно, еще до полудня. Или чуть позже.
В коридоре послышались женские возгласы, вскрики и топот ног. На пороге возникла сухопарая женщина лет шестидесяти с глазами ящерицы, — хранительница гардероба и драгоценностей герцогини Элеоноры Лавиния делла Ровере, за ней мелькнули лица Дианоры Бертацци, Джованны Монтальдо, Бьянки Белончини, Глории Валерани, Виттории Торизани, Бенедетты Лукки, Иоланды Тассони, следом за ними медленно вошла Гаэтана Фаттинанти.
Последней в спальню влетела Франческа Бартолини. Она вначале заметила только шута Песте и мессира д'Альвеллу, стоявших рядом. Присутствие начальника тайной службы помешало ей вцепиться в волосы негодяю-шуту, но она одарила его взглядом, исполненным самой жгучей ненависти. Д'Альвелла заметил этот взгляд, но так как знал о последней проделке мессира Грациано с Дальбено и испорченной им ночи пылких любовников, то ограничился тем, что просто показал синьоре Бартолини рукой на труп её подруги.
Синьора обернулась на постель. Несколько секунд было тихо, потом уши присутствующих заложило от истошного визга, казалось, из арбалета вылетела оперенная медью стрела. Все, кроме мессира д'Альвеллы, Грандони, и подошедшего Портофино содрогнулись, но шут и подеста только поморщились: они ждали чего-то подобного. Инквизитор же поморщился по совсем другой причине: ему показалось, что от донны Франчески всё ещё исходит тонкий смрад выгребной ямы.
Но тут случилось то, чего никто не ждал, по крайней мере, шут Чума. Ополоумевшая статс-дама на мгновение умолкла, но тут же разразилась новым визгом, в котором присутствующие мужи и высокородные дамы прочитали свидетельство страшного обвинения.
— Это он, он, это он! Он ненавидел её и преследовал! — трясущийся палец донны Бартолини колебался в воздухе, описывая странные дуги и параболы, однако конец его неизменно утыкался в геркулесову грудь мессира Грациано Грандони, ошеломленно озиравшего кричащую дурочку.
Тристано д'Альвеллахотел было цыкнуть на истеричную особу и заставить её замолчать, но адвокат у шута нашёлся там, где никто не ожидал. Джованна Монтальдо, жена главного церемониймейстера, поморщилась и покачала головой.
— Вы говорите ерунду, Франческа. Вчерашней ночью был переполох. Я не спала и видела, что мессир Грандони уехал из замка ещё на рассвете, а вернулся он только после приема гостей, мы спускались с балюстрады с Бенедеттой и видели, как он заезжал в Центральные ворота. Было уже около пяти.
Несколько секунд синьора Бартолини молчала, словно пытаясь осмыслить сказанное, потом всколыхнулась вновь и прошипела, с ненавистью глядя на шута.
— Ну да, он отравил её и уехал…
Песте просто вознёс очи в небо, призывая всех присутствующих в свидетели своей невиновности, читавшейся в его прекрасных чёрных глазах. Зло хмыкнула Гаэтана Фаттинанти. Джованна Монтальдо, сдерживая смех, растолковала обвинительнице очевидное.
— Когда он уехал, а вы со служанками убирали разлитое дерьмо в коридоре, меня и синьору Верджилези вызвали к герцогине. Донна Черубина была тогда жива и здорова. Она ещё недоумевала по поводу ночного происшествия.
Портофино насторожился и осторожно поинтересовался.
— А разве ночью она ничего не слышала? Мессир Сантуччи говорил, что вопли и крики не дали ему заснуть, а апартаменты Донато в другом крыле замка, куда дальше, чем покои синьоры…
Джованна Монтальдо подняла на него ясные глаза. Было очевидно, что она прекрасно поняла намек инквизитора на то, что убитая, по всей вероятности, ночевала не одна и потому не могла покинуть спальню в момент всеобщего переполоха, но предпочла держаться фактов.
— Донна Верджилези утром сказала, что очень крепко спала. Она не обвиняла мессира Грандони в его шалости, потому что утром ещё никто не знал, что это его рук дело, но спросила меня, что могло произойти?
