мурлыкает девушка. — У нас договоренность с девчонками, когда кто занимает комнату.
Они снова сливаются в четырехрукое чудовище, и в этот момент распахивается дверь в аудиторию. Ожидаю, что нашу парочку сейчас шуганут отсюда решившие расположиться здесь курсанты, но несколько секунд никто внутрь не заходит. Тем не менее на пороге кто-то стоит, и даже не представляю, кого могло бы так надолго ошеломить открывшееся зрелище.
— Заходи не стесняйся, — помогает ему определиться Лекс.
В комнату входит Мин, в руках у него стопка тетрадок с оторванными обложками. Вид у него озлобленный и потерянный. Прежде чем что-то сказать, он затворяет за собой дверь.
— Что ты забыла в компании с этими вонючими нулевыми? — выплевывает Мин каждое слово.
Ристика хитро улыбается, не отстранившись от Лекса ни на сантиметр.
— Слышала, тебя можно поздравить с новой кличкой.
Бедный Мин еще больше скукоживается, голова уходит в плечи. Он смотрит на них исподлобья.
— А я пропустил, — удивляется Лекс, продолжая обнимать девушку. — Это с какой?
— Опарыш, — хихикает Ристика.
— Метко! Редкая кликуха, — восхищается Лекс, — с такой легко можно войти в историю! Про тебя теперь даже песни слагать будут, как их там называют? Баллады? Например, баллада под названием «Опарыш и 100 кг несвежего мяса» или «Опарыш и вздувшиеся вены».
Лекс успевает приподнять Ристику и перенести ее в сторону, с линии, по которой к нему несется взбешенный Мин. Сам он не успевает даже спрыгнуть с парты, так что рухает на пол вместе с ней. Мин едва удержавшись, чтобы не упасть самому, бьет его ногой по голове. Второй раз не успевает, Лекс перехватывает ее и выворачивает, так что Мин резко валится спиной на ножки лежащей парты.
Ристика верещит не хуже пожарной сирены, от возбуждения подпрыгивая на месте, но и в сторону не отходя. Ребята же, и так уже с трудом поднявшись, начинают месить друг друга с таким остервенением, которого, пожалуй, раньше не было. Разнять их теперь может разве что Кирилл, но он, насколько я знаю, находится в тире на другой стороне бездны, так что первым явно не прибежит.
Пока есть такая возможность, я быстренько выливаю на сцепившихся парней ведро с подготовленной для мытья полов водой. Эффект от такого душа сам по себе небольшой, но они хотя бы на секунду отвлекаются друг от друга и замечают, что в дверях появились любопытные физиономии других курсантов. Когда сквозь них проталкивается один из старших офицеров, с громким окриком «в стороны!», наши уже стоят на ногах в паре метров друг от друга, мокрые и злые, я держу в руках швабру, а Ристика затыкает себе рот сразу обеими ладонями.
— Что здесь происходит?! — с раздражением спрашивает офицер, хотя, судя по взгляду, уже и сам успел оценить открывшуюся перед ним постбатальную сцену.
— Пол моем, — говорю я, потому что все остальные молчат.
Еще несколько секунд стоит полная тишина, пока офицер, еще раз оглядев побитые лица участников уборки, не выдает:
— А можно потише?!
Скомандовав курсантам разойтись, он уходит и через несколько секунд мы снова остаемся наедине со своими проблемами. Стоим, оценивая про себя открывшиеся перспективы. Первым отмирает Мин.
— Убью тебя! — шипит он гневно. Сжав руки в кулаки, он делает неверный шаг по направлению к Лексу, и я, испугавшись, что все начнется сначала, и уж на этот раз надзирающий офицер не будет столь лоялен, пихаю его в плечо концом швабры.
— Наубивался уже! — пищу я, как самая настоящая жалкая мышь, зато бешеная и тем опасная. — Мало тебе неприятностей?
Мин отступает, и злобно молчит на нас секунд пять, собираясь с мыслями.
— Я вам всем это еще припомню! — выплевывает он и выбегает за дверь.
— Эй, это между нами, девчонок не вмешивай! — восклицает Лекс ему в спину, но Мин на это никак не реагирует.
— Вот, тьма! — Лекс дико расстроен, хотя Ристика и бросается его обнимать.
В день перед выходным я стараюсь сделать как можно больше. Мы не обсуждали с Лексом наши дальнейшие шаги, но хочу быть готовой к активным действиям. Таким образом, встаю с побудкой, забиваю на завтрак и фактически за пол дня разделываюсь почти со всеми хлопотами.
Не знаю, что мне там дали за таблетки, но отсутствующий в спине кусочек плоти меня больше болями не мучает. Что-таки меня бесит так это носки, а именно каждодневное раскладывание их по бесчисленным стопочкам. Они мне уже снятся. Танго белого носка — наиболее часто посещающий меня ночной кошмар. Сначала носки чинно благородно танцуют по прачечной, самостоятельно разбившись на пары, но потом — хлоп — и происходит моментальная смена партнеров, без какой-либо явной закономерности. Они перемешиваются, склеиваются или с противным хихиканьем вылетают в вентиляцию или ныряют в сток. Это уже не говоря о дырках на пятках и носках, которыми они пытаются кусаться словно жуткими беззубыми ртами.
В реальности я собираю этих уставших от жизни, списанных в запас драных товарищей в отдельную корзинку, собираясь позже набить ими мешок и превратить его в носочного монстра, который уже ответит разом за всех.
Когда после обеда изможденная Кейт заходит ко мне в каморку, я как раз занимаюсь этим неприятным делом, сидя на полу и раскладывая носки по парам. Потап сидит на краю коробки с зимними ботинками и молча наблюдает, чтобы я не ошиблась.
— Зря я выбрала эту тупую гильдию! — подруга со стоном, в который вложила всю мощь своего экзистенциального кризиса, падает на матрас. — Они долбанутые! Больные на всю голову, причем каждый, — она дополняет слова резкими жестами. Ей явно пригодилось бы пнуть моего носочного монстра, но он еще не готов.
— Опять Кейн с Редженсом достают?
— Достают, но к ним я уже привыкла, — отрывисто и злобно проговаривает Кейт. — Это просто чудовищно, — сменив гнев на усталое отчаяние, она зарывается лицом в скомканное одеяло, и, судя по звукам, она в него немного плачет. Так, это уже серьезно.
— Мин против тебя курсантов настраивает? — делаю еще одну попытку догадаться.
— Да не знаю, — Кейт все-таки поднимается и переходит в сидячее положение. Выглядит она забитой и потерянной, и такое состояние крайне далеко от ее обычного. — Нас сегодня возили в центр исполнения наказаний, — убитым голосом начинает рассказывать она. — Показывали, что делают с людьми, совершившими преступления. Я не знаю, как можно там работать, — она качает головой, отгоняя назойливые воспоминания. — Пытки, крики, все эти озлобленные ужасные существа в обличие людей, получающие истинный кайф от мучений других. Даже не пытайся себе представить! Ты бы не выдержала такого зрелища. Хруст ломающихся костей! — Кейт
