Дом словно брошенный. И она вспоминает, понимает, что он всегда был таким. Даже когда все они были здесь, Джон, Аннели, дети со своими играми и страхами, когда зал был полон гостей, и разговоров, и смеха. Здесь жизнь всегда проходила мимо живущих.
Она идет во второй зал, останавливается у подножия лестницы. Шум воды в атриуме, отдаленный гул вертолета — убрать их, и дом погрузится в беззвучие. Может, здесь вообще никого нет, может, ее пропустили по какой-то электронной оплошности. И не только Джон ушел отсюда, но и все остальные. Она вспоминает вопрос журналистки. С кем вы собираетесь там разговаривать? Не с семьей Лоу, правильно?
— Анна Мур, — говорит голос рядом, как будто ее имя — приятный сюрприз. Теренс стоит в дверях между залами, сунув руки в карманы куртки. — Мне говорили, что вы вернетесь.
— Я вас не слышала, — говорит она, потому что это правда, и телохранитель мягко улыбается, с сожалением, как всегда.
— Мне говорили, что вы захотите вернуться, но я не поверил. Не думал, что вы отважитесь.
— Их нет, — беспокойно говорит она. — Они здесь?
— Нет.
— Где они?
Он отворачивается, вынимает руки из карманов, будто ожидая кого-то увидеть.
— Ну, — бормочет он, — тут и там. Зависит от того, кого вы ищете, верно? Но сейчас тут я один.
— Почему?
— Потому что это моя работа. Я присматриваю за домом. Концы подвязываю, понимаете. Свет гашу.
— Я не об этом.
— Почему они уехали? Я думал, вы догадаетесь. Я бы решил, что это очевидно, при сложившихся обстоятельствах. Как ваши дела, Анна?
— Прекрасно.
— Хорошо, — говорит он, — Хорошо. Хоть что-то.
Его злость почти неуловима. В голосе ее не слышно. Если бы она его не знала, никогда бы не заметила. Он стоит между ней и входом, очень маленький и неподвижный, свет бьет ему в спину. Может, он ее не выпустит, если она захочет уйти.
— Вы знаете, где он? — Он качает головой. — А Аннели? Она забрала Натана? Когда они уехали?
— Наверное, вчера.
— Теренс, — говорит она, — мне нужно с ней поговорить. Я должна найти Джона. Очень важно…
— О, я в этом не сомневаюсь, — холодно отвечает он. — Вы делаете важную работу. То, что вы сделали, очень важно.
— Я ничего не сделала, — говорит она, но голос ее тише, чем ей хочется, почти смиренный, — будто я виновна, думает Анна, почему так? — и Теренс продолжает, будто не слышал ее:
— Забавно, правда же, как они теперь всем понадобились. Раньше о них никто не беспокоился. Ее доконали иски. Юристы прикончили. Они толклись тут каждый день, звонили, задавали вопросы. Спрашивали об их жизни. Все это ее, видите ли, все вот это, но они уж постараются. Сказали, что она соучастник мошенничества, — продолжает он, уставясь в пустой изгиб лестницы. — Что развод был незаконный. Но, по-моему, это неправда, как вам кажется? Вряд ли мистер Лоу стал бы делать что-нибудь незаконное.
— Вы, наверное, скучаете по ним, — говорит она, и он опускает глаза, глядит на нее, затем в пол, лица не видно.
— Скучаю по ним, — повторяет он. — По ней не скучаю. Мы никогда не ладили, если хотите знать. Нет, — говорит он, — я не скучаю по ней.
Молчание растет между ними. Что-то прошло, какой-то порыв к насилию. Телохранитель почти неподвижен, но Анна ощущает, как его покинул гнев. Она садится на нижнюю ступеньку, осторожно, холод камня проникает сквозь тонкую ткань юбки. Спустя мгновение Теренс встряхивается.
— Я принесу вам стул.
— Не надо.
— У нас тут полно стульев, — говорит он, не двигаясь. И чуть тише: — Очень много. Вы не поверите, сколько здесь стульев.
Она кладет портфель на колени, открывает. Компьютер утопает в бумажном оползне. Она перебирает листы. Вот она — распечатка формата A3, Джон Лоу под открытым небом.
— Вы не могли бы кое-что для меня сделать?
— Что?
— Посмотрите.
Он идет через зал. Приближается, и она видит, что глаза у него влажные.
— Я ее помню, — говорит он. — Хорошая фотография.
— Вы знаете, где это снимали?
Он качает головой:
— Но она мне всегда нравилась.
— Мне тоже. — Он поднимает на нее глаза. — Посмотрите на небо.
— А что с ним?
— Видите свет?
Медленно, угрюмо он пожимает плечами.
— Теперь вижу. Не понимаю, что здесь особенного. Что-то с фотографией, да? Это же не…
— Свет отражается от облаков. Но не снизу — сверху. Даже цвета отражаются. Красный и зеленый. Видите?
— Так-так, — бормочет Теренс. Склоняет голову набок, щурится. — И что это такое? Закат?
— Вряд ли. Цвета не те.
— Тогда северное сияние. Вы об этом подумали, да?
— Или южное полярное. Они вроде на обоих полюсах одинаковые. Сначала я думала, что это Антарктика. Я знаю, у него там недвижимость. Но это не так.
— Да, — кивает он. — Я там был с ним несколько раз. Минеральные месторождения. В Антарктике нет деревьев. Ни одного. Такое не забудешь.
— Есть еще какие-то места, где у него собственность, где это могли снять? Где вы с ним были?
— Я не помню. Он никогда особо не бывал в городах, но все равно большинство его владений — в больших коммерческих центрах. Не то чтобы я везде бывал. Иногда он покупал места, которых и сам никогда не видел. Но нет, ничего такого я не помню.
Она поднимается на ноги. Так близко — ближе они никогда не были, — и она понимает, что на целую голову выше его. Внезапно ее страх нелеп, нелепа мысль, что он мог казаться угрозой.
— Тогда Аннели.
— А что Аннели?
— Она же из северной Европы? Из Скандинавии?
Он утвердительно ворчит, будто она отвлекает его от картинки.
— Скандинавка, в любом случае. Финка. Думаете, это у нее на родине? Летний дом? Вроде того?
— Вроде того, — говорит она. Но телохранитель смотрит исподлобья, с каким-то удовлетворением, и раньше, чем ее сердце замирает, она осознает, что ошиблась. — Почему нет?
— Ее родители переехали в Америку до того, как она встретила мистера Лоу. Она тогда много работала. Концерты и так далее. Я так понимаю, они с ней не ладили. И с мистером Лоу тоже. Не приняли его. Непростые люди, я думаю. Но в Финляндии ничего нет. Вряд ли мистер Лоу там бывал, — говорит он, словно это одно и то же.
Она убирает фотографию.
— Где они живут, в Америке?
— На каком-то острове. Где-то южнее Мексиканского залива. Остров Дельфин, есть такой? Я не знаю, никогда там не был. Я с ним ездил только по делам. Вряд ли оттуда видно северное сияние или южное. — Он откашливается. — Ну, простите.
Она молчит. Чувствует, что он ждет ответа. Вертолета больше не слышно, и вода замолчала в пруду и желобах, словно все отзвуки уничтожили друг друга.
— На что вы надеетесь? — наконец спрашивает он и снова сердится. — Думаете, он там? Там, где это снято?
