Она сидит, откинув голову, часто дыша. Пахнет дешевым парфюмом и рвотой. Наконец, чтобы укротить тошноту, она встает, идет по темному салону. Ряды перекошенных лиц — люди пытаются уснуть. Стюардесса улыбается, протискиваясь мимо, ночь за бортом стремительно уносится прочь.
Номер дома на Одюбон-стрит, остров Дофин, Алабама. Телефон и электронная почта, ни тем, ни другим Анна не воспользовалась. Краткие налоговые справки: Ями и Суви Нумминен, авиаслужащий (мужчина, на пенсии), консультант по менеджменту (женщина, на пенсии): скелеты двух жизней. Девичья фамилия Аннели. За эту информацию Анна должна благодарить Налоговое управление США, а за Налоговое управление — Лоренса. За годы работы она общалась с этой организацией, но не завела знакомых, которых можно просить о помощи. Никого, чтобы попросить о конфиденциальной услуге. У Карла были контакты, но помог ей не Карл. Не Карла она готова была просить.
Они приземляются раньше. Машина ждет в условленном месте. Анна сверяется с картой, раскладывает ее на сиденье. Кто-то оставил упаковку злаковых хлебцев в бардачке, Анна открывает ее и жует по дороге, голод надвинулся вместе с рассветом. Вот теперь я точно здесь, думает она, теперь я здесь ела. Небо — как рисовая бумага, бледнеет, проясняется.
Она сворачивает на федеральное шоссе, на восток вдоль побережья. Справа Мексиканский залив — зелень и острова тянутся до горизонта. Указатели в Мобайл и Галф-Шорз, но не к Дофину. На карте — элегантное устье реки Алабама, рогатое и с хвостом, окаймленное зеленым, красным, желтым, точно портрет экзотического океанского животного.
Уже несколько лет она не видела моря. В детстве часто бывала на море, хотя никогда особо не путешествовала. Летом и зимой они ездили на каникулы в Голландию, к отцовским родителям, потом только к бабушке. Дневные вылазки в Зандвурт. Зимой весь во льду, а летом — словно другая страна, с пыльным запахом жары.
Она щурится, вспоминая. Один раз они попали на ярмарку с лотереей в честь какого-то местного праздника. Они с Мартой купили два билета и выиграли килограмм тигровых креветок. Даже фотография сохранилась: двое детей держат мешок, гордые, точно рыбаки. Несколько дней они питались одними креветками, высасывая их еще морожеными, как ледяные кубики. А однажды поехали на остров к северу, на один из западных Фризских островов, громоздкий паром ходил между скрытыми отмелями. Анна вспоминает суровую сталь моря и сдержанность людей. Улыбки приветливы, но непроницаемы. При появлении посторонних разговоры ныряли в молчание. Вроде застенчивости, но в конечном итоге скорее гордость, чем застенчивость. Тверже.
На острове хорошо прятаться, думает она. Но только островитянину. Остров хранит свои секреты при себе.
Луизиана — Миссисипи — Алабама. Приличный темп. К восьми тридцати пересекла две границы штатов. Вокруг появляются предместья Мобайла, сборные промышленные конструкции на севере, ряды домов вдоль побережья. Еще не начался ноябрь, а вдоль шоссе уже рождественские щиты.
Поздравляем с Рождеством. Причал Мобайл, крупнейший в мире лесоперевалочный терминал!
Санта Клаус на небесном фоне, рядом — дельфины.
Вскоре она сворачивает с федерального шоссе, неторопливо, неуверенно едет сквозь города, где, кроме главных улиц, ничего толком нет. Десять минут на восток к Паскагуле — и показался мост: нескончаемые бетонные перекладины тянутся через канал. В конце моста, за много миль от берега — снова земля, низкая и плоская, как сам залив. Вокруг Дофина волны зеленые, голубые, сверкающие.
После федерального шоссе машин вокруг меньше с каждой развилкой. Уже почти ни одной. Она проезжает полмоста — мили две, думает она, если не больше, — и одинокий мотоциклист обгоняет ее, выезжает на соседнюю полосу. Навстречу — школьный автобус, машут руки, улыбаются лица. Траулер прополз внизу, вытягивая из воды утренние сети.
Теперь она видит дома. Башня маяка, ясный свет. Марсианское здание водонапорной башни. Пеликаны на северной пристани, сидят рядком, раскидали крылья, точно грязное белье. Она приближается, ее ловит морской бриз, машина содрогается на встречном ветру.
Нависает водонапорная башня. Улицы Дофина пустынны, как и мост. Вдалеке, в перспективе улиц вздымается море. Две заправки, устричный бар на деревянных сваях (ЗАКРЫТО ДО АПРЕЛЯ), автомойка, рыбный базар. Сломанное штормовое окно прислонено к витрине прачечной. Из дверей выходит женщина, кидает мешок с бельем в микроавтобус. В зеркальце Анна видит, как машина разворачивается, из-под колес швырнув песок на щебенку.
Она совсем иначе себе это представляла. Чего она ждала? Комфорта, конечно. Курортный городок, уютный дом на величественной улице. Деньги, подумала она: в мире Джона она к ним привыкла. А здесь — одни воспоминания о богатстве. Ссадины от потерь, искалеченное упрямство рабочей окраины. Улицы уворачиваются от моря, словно однажды ночью оно может подняться и смыть их в небытие.
Карта слишком крупного масштаба, деталей немного. Единственная улица с названием — проспект Бьенвилль — тянется от рога острова до хвоста, просеки и тупики разбегаются, точно позвонки. Анна крутит головой, отыскивая указатели, но видит главную улицу, еще не доехав: дома здесь больше и основательнее. Машины, припаркованные возле «Единого Банка Мобайла», фигуры в окнах морского ресторана «Форт-Гейн». Она тормозит, расстегивает ремень безопасности, широко зевает, словно кошка только очнулась от долгого сна.
Запах водорослей и бензина. Бриз треплет волосы. На углу каждого переулка указатели, но ни одного на Одюбон, а запахи из ресторана снова будят голод. Она пересекает проспект, дергает дверь, заходит под треньканье электрического звонка.
Несколько посетителей, трое мужчин без пиджаков, две старухи, завтракают, никто не торопится. Женщины внимательно уставились на нее, ножи и вилки зависли в воздухе. Мужчины взглянули мельком. Над стойкой с газетами табличка «Пожалуйста, подождите», и она берет газету, читает, прячась от взглядов.
Секреты «Кефали» из первых рук: Как завести машину, застрявшую в песке, домашние лекарства из медуз и что такое противотечение?
— Чем могу служить?
Она поднимает глаза. Официантка лет пятидесяти, рот хмурый, глаза приветливые. На бэджике написано имя и блюда дня, хотя какой-то миг ее накрывает джетлаг, и она читает блюда, почти как прозвище. Нэнси Ореховая Зубатка.
— У вас есть меню?
— Конечно. Садитесь, пожалуйста. Кофе?
Она садится. За соседним столиком самый морально нестойкий из мужчин тревожно оглядывается куда-то в сторону нее, будто она принесла с собой запах надвигающегося дождя. Меню длинное и много раз переписанное черным фломастером. Она заказывает кофе и маисовый хлеб, соленья и копченого люциана.
