Мощёные улочки, с аккуратными лужайками, ухоженный прудик, живые зелёные ограды из плюща и кустов роз, вишнёвые деревья…
Уютный и немного тесный островок среди сумрачного моря. Среди пара и серости псевдобетона – которые виднелись метрах в пятистах от берега островка. Строить что-то ближе не разрешалось, поскольку квартал считался архитектурным заповедником. Здесь жили те, кого называли свидетелями истории. В основном, потомки аристократии, много лет владевшие особняками.
Если посмотреть на это место сверху, то оно могло показаться дном своеобразного колодца. Странным, нелогичным провалом в массе города. Стены колодца были образованы обрывом серой городской плоти, его этажами и платформами.
Из квартала открывался неплохой вид на верхние ярусы города, пульсирующие светом. Отсюда можно было наблюдать все срезы его слоёного пирога, в том числе самые нижние этажи, проступающие сквозь сумрак и туманы. Перед глазами выстраивались перегородки, платформы, старые здания, будто запертые в клетках, а также новые здания на верхней платформе, которым позволялось расти ввысь.
Отсюда был прекрасно виден общий план среза – светлые верхние уровни, и нижние… постепенно сливающиеся с темнотой. Чем ближе к земле, чем глубже уровень уходит от последней отметки, тем больше тумана и рукотворных сумерек. Внизу тающее в мутной темноте прошлое, вверху настоящее – постепенно наполняющееся светом.
Над элитным кварталом раскинулся козырёк из затенённого стекла, который являлся элементом контроля погоды. По краям квартала работали невидимые воздушные завесы, которые предотвращали попадание в здешнюю атмосферу испарений со стороны города. Сюда не проникали клубы антибиотиков, распылявшихся в частях нижнего Парижа.
Внизу, прямо под нами, никто не жил. Там располагалось частное предприятие, что обслуживало данный квартал. Да ещё какие-то склады.
Не знаю, сколько нужно было заплатить, чтобы обустроить подобный заповедник. Причудливый элитный район. Довольно заметное и никак не задействованное в хозяйстве города пространство. Именно из-за того, что недалеко от центра располагался архитектурный островок, городу пришлось строить обходные магистрали и дополнительные развязки. Париж-3 потерял огромные деньги… Много раз, проезжая мимо этого островка, я смотрел на него… и с высоты он казался маленьким корабликом, что вот-вот утонет в сером водовороте псевдобетона.
Вот только в реальности он никак не хотел тонуть. На самом носу кораблика, по традиции, размещался символ – старый храм.
«Никогда не был внутри», – я осторожно ступал по камням, которыми оказалась выложена непривычно узкая улочка.
Настоящая мостовая? Сколько ей лет?
Я остановился, расслышав… Цокот подков по камням.
Казалось, что с каждой секундой я погружаюсь внутрь старого фильма. Из-за розового куста показалась повозка. Настоящая карета, запряжённая парой лошадей. Она неторопливо проследовала мимо.
Цокот удалялся, а я всё стоял, открыв рот. Мне запомнились лица парочки, что находилась в открытой карете. Девушка и молодой человек. Они лишь мельком взглянули на меня, и на «моё» чёрное тонированное авто представительского класса. Они обсуждали местную архитектуру и её историю…
– Следуйте за мной, – произнесли из-за спины. Тот, кто вышел из машины, с заднего сидения.
Тот, что завязывал мне глаза. Я осмотрел его. Тип среднего возврата. Шляпа. Плащ. Без особых примет. Обычный наёмник… Как я.
Мы отдалялись от машины и музыки. Однако ощущения, вызванные ей, оставались со мной. Необычные, трудноразличимые, непередаваемые чувства, что граничат одновременно с тревогой и спокойствием, с меланхоличностью и предельным вниманием – когда видишь мир не умом, а чем-то другим. Кто знает?
Он повёл меня вдоль живой зелёной ограды. Мы подошли к воротам вполне подобающего вида.
Чёрные, с чугунными завитками. Они были открыты. За воротами у кустов колдовал садовник, подрезая стебли роз.
Из-за ветвей вишнёвых деревьев и кустов показался старинный особняк. Трёхэтажный дом, с белой лепниной и стенами фисташкового цвета. Красивая мраморная лестница с небольшими статуями по сторонам. Какие-то животные… Львы или химеры.
Мужчина в плаще приблизился к резной деревянной двери и указал мне на тяжёлое металлическое кольцо, которое висело на двери. Нечто вроде звонка?
Я взялся за кольцо и три раза ударил им об металлическую бляшку. Посмотрел на сопровождающего. Тот, ничего не говоря, медленно побрёл обратно, к воротам. Я проследил за ним, а когда вновь повернулся к дверям, они уже были открыты. Шагнул внутрь.
Из-под ног донёсся лёгкий скрип паркета, а потом он исчез – когда я дошёл до мягких красных ковров. Обстановка внутри создавала впечатление ещё большей давности. Если снаружи остановился век восемнадцатый, то внутри замерла эпоха средневековых рыцарей…
Словно идёшь по музею. На стенах деревянные резные панели. На них рыцарские щиты, длинные двуручные мечи, шпаги и арбалеты, замысловатые вензеля. Непонятные фразы, написанные готическим шрифтом. Под потолком затейливая лепнина, основным мотивом которой была лилия. Французская королевская лилия.
Я смотрел на потолок, пока не споткнулся и едва не упал. Оказалось, я упёрся в ещё одну мраморную лестницу. Она вела на следующий этаж, а в конце её виднелась открытая дверь. Я поднялся по ней и прошёл в следующее помещение, которое повторяло обстановку предыдущего. Оно также закончилось открытой дверью.
За своротом открылся похожий зал, оформление которого было предсказуемо. Поскольку ничего принципиально нового я не увидел, то посмотрел в окно и снова увидел за ним другой век, восемнадцатый-девятнадцатый.[47]
Вид из окна резко контрастировал с тем, что ощущалось внутри. Здесь стоял куда более ранний век – рыцарей и родовой французской аристократии. Мне будто довелось побывать в старинном французском замке.
Я остановился, когда перед глазами замаячил огонь. Настоящий камин с горящими деревянными дровами. У камина, спиной ко мне, на маленьком резном табурете, сидел седой мужчина, одетый во вполне современный деловой костюм. Он подтаскивал к огню тлеющие дрова металлическим прутком. И молчал.
Я использовал молчание, чтобы оглянуться. Повсюду шкафы с книгами, которые закрывали стены до потолка.
Потрескивали дрова, а мы всё молчали.
– Я… увидел открытые двери, – произнёс первое, что пришло в голову. Мне не было ясно, с чего начинать. Кто знает, что бы сказал Эрасмуссен на моём месте?
Мужчина поднялся и стал ко мне в пол-оборота, вытирая рукавом пот со лба.
Классический французский профиль. Короткая аккуратная причёска. Благородная седина. Едва уловимая, но приятная полуулыбка.
