Однако прежде чем уйти, мне пришлось потревожить покой Макри.
— Я ухожу. Сделай ставку на сорок покойников. Их число еще будет расти.
— Хорошо.
— Я собираюсь к Танроз. Не хочешь, чтобы я принес тебе кусок пирога?
Макри с видимым отвращением покрутила головой. У нее по-прежнему не было аппетита.
Танроз обитает вместе с матерью на верхнем этаже мрачного каменного здания, расположенного на границе округа Двенадцати морей и округа Пашиш. Пять пролетов по лестнице, которую не мешало бы хорошенько помыть. Несколько лишних факелов, чтобы освещать подъем, тоже не были бы лишними. Когда я вошел, Танроз накрывала стол для ужина. Одна из немногих удач, выпавших на мою долю за все лето. Не желая казаться невежливым, я принял предложение разделить трапезу с хозяйками. Оказавшись за столом, я полностью утратил над собой контроль и съел по три-четыре порции всего, что мне предлагали. Танроз веселилась так же, как и ее мама — пожилая женщина с седыми волосами, уже слышавшая от дочери о моем необыкновенном аппетите.
— Люблю, когда у мужчины завидный аппетит, — сказала она и принесла мне еще кусок паштета, достав его из кухонного шкафа.
Я не знал, как поступить. Поскольку Танроз перестала получать жалованье в «Секире мщения», в доме, наверное, было не так много денег. Но я не хотел показаться невежливым и все-таки съел паштет.
— Танроз, ты обязана вернуться в «Секиру мщения». Все население округа Двенадцати морей погибает голодной смертью. Кругом царит уныние. Особенно в моем жилище.
Танроз спросила, не послал ли меня к ней Гурд.
— Нет, — ответил я.
— Он даже не способен передать мне привет, — печально произнесла Танроз.
Она была права, но я попытался прийти на помощь северному варвару.
— Он всю жизнь воевал. В деле истребления солдат Ниожа напарника лучше, чем Гурд, у меня не было. Ты даже себе не представляешь, насколько трудно воину привыкнуть к оседлой жизни. Он тебя любит, я знаю. Просто не может этого сказать.
— Однако же он смог сказать, что ему не нравится, как я веду счета.
Я начал ощущать полную беспомощность. Несколько минут разговора на подобную тему лишили меня всех сил. Я понятия не имел, как надо мирить рассорившиеся пары. Никогда раньше не занимался подобными вопросами.
— Скажи, что может вернуть тебя в «Секиру мщения»? Извинение? Предложение руки и сердца? А может, букет цветов?
— Последнее, возможно, поможет.
— Меня всегда потрясало, Танроз, насколько ты любишь цветы!
— За ними скрывается нечто большее, — улыбнулась она.
— Видимо, что-то непомерно большое?
— Но ведь с Макри они тебе помогли? Разве нет?
Вот уже несколько раз, когда Макри разрывала со мной отношения из-за моих оскорблений в ее адрес (я поносил ее манеры, или ее острые уши, или стиль одежды, или еще что-нибудь), мне удавалось погасить пожар с помощью цветов. Сам я до этого никогда бы не допер, если б мне не подсказала Танроз. Дарить цветы! Само это действие для такого мужчины, как я, было крайне унизительным и вызывало поток язвительных насмешек со стороны цветочников, Гурда и всякого рода пьянчуг, наслаждавшихся жизнью в «Секире мщения». Но все это ничего не значило в сравнении с тем адом, который устраивала мне и всем прочим опечаленная и злая Макри. А пребывать в подобном состоянии она могла несколько недель кряду.
— Да, я это делал. Но Макри слишком наивна, чтобы понять: я дарил ей букеты не от чистого сердца.
— Не от чистого сердца?
— Естественно! Мне глубоко плевать, огорчена она или нет. Просто ее взбрыкивания мешают мне спокойно наслаждаться пивом. Ты заметила, сколько шума она производит в последнее время?
— Нет, не заметила.
— В ней произошли серьезные изменения, — сказал я.
— А может быть, дело не в ней, а в тебе? — предположила Танроз.
— Ты это о чем? — спросил я, уставясь на нее с подозрением.
— С тех пор, как у Макри на Авуле завязался роман с эльфом, ты пребываешь в дурном расположении духа. И я обратила внимание на то, что ты постоянно ее обижаешь.
— И что же из этого следует?
— А то — слухи могут соответствовать истине.
Мне начинало казаться, что беседа пошла не в ту сторону.
— Какие такие слухи?
— О том, что ты, возможно, ничего не имеешь против, чтобы зимой твою постель согревала молодая спутница жизни.
Я едва не подавился куском пирога.
— Танроз, ты в своем уме? — Я вскочил из-за стола. — Я пришел сюда попытаться помирить тебя с Гурдом, а ты выступаешь с какими-то безумными инсинуациями! Конечно, я время от времени задаю Макри жару. Этот полуорк являет собой угрозу обществу и, кроме того, может меня в любой день прикончить. Поэтому прошу тебя воздержаться в дальнейшем от подобных высказываний!
— Прости меня, — рассмеялась Танроз. — Садись и доедай свой пирог. Ты знаешь, что я не могу просто так взять и вернуться в «Секиру мщения». Можешь передать Гурду, что он будет желанным гостем в моем доме. Первый шаг к примирению должен сделать он.
— А если Гурд считает, что первый шаг за тобой?
Судя по всему, простого решения проблемы не существовало. Именно подобного рода сложности много лет назад привели к краху мою семейную жизнь. Я был благодарен за прекрасный ужин, но даже короткий разговор об отношениях между Танроз и Гурдом поставил меня в трудное положение. Я ушел, выразив свое личное пожелание, чтобы Танроз вернулась как можно скорее.
На улице у входа в здание весело кружили какие-то серебряные голубки. Я отогнал их со своего пути, не в настроении радоваться всяким волшебным пташкам. Чуть дальше на улице я наткнулся на отряд Службы общественной охраны, а на следующем углу — на эскадрон королевской кавалерии. В городе царила нервозность. Тревога нарастала по мере того, как поступали сообщения о все новых и новых необъяснимых смертях и всякого рода магических явлениях. Лично меня больше всего беспокоили слова Танроз о том, что я тайно желаю, чтобы Макри согревала мою постель зимними ночами. Я вбежал в таверну, намереваясь смыть неприятные ощущения мощным потоком пива.
Зайдя в «Секиру мщения», я взял свежий экземпляр «Достославной и правдивой хроники». Одна сторона этого листка была целиком посвящена сообщениям о появлениях магических созданий, возникновению на пустом месте золотых деревьев и прочим подобным явлениям. В некоторых материалах говорилось о необычно большом числе необъяснимых смертей. Даже по меркам Турая подобное сокращение населения вызывало тревогу.
