Из толпы собравшихся горожан многие подымали головы, глазели на господ и обменивались мнениями. Сам маркграф, отец города, восседал в небольшом кресле в накинутом на плечи зелёном коротком плаще, полы которого расплескались по подлокотникам. Повседневный камзол был расшит галунами. Цвет плаща и тёмный камзол выгодно оттенял посверкивающие в перстнях и пряжках башмаков драгоценные камни. Вокруг него на удобных раскладных стульчиках восседали несколько дам. Дамы тоже служили для фона центральной персоны и, несмотря на нежаркий день, усиленно обмахивались веерами. Возможно, что это неправильно, только очень модно.
Приговорённый покосился на худого лысого монаха, подступающего к нему с грубо сколоченным деревянным крестом с другой стороны. А этому и тонзуру выбривать не надо – без волос довольно удобно. Вероятно, эта трагикомедия была благословлена маркграфом, чтобы послушать, как чужеземец примется вымаливать прощения или торговаться не отнимать жизнь? Может быть, только этому никогда не бывать. Но вслед за нигилистическим «никогда!» вдруг пришла мысль о том, что Богу, по большому счёту, всё равно – жив человек или нет. Здесь важно одно: кому человек поклонится перед смертью, кого позовёт на помощь, тот и владеть будет миром грешников. А испытавший насильственную смерть будет владеть правом прощения или непрощения, когда палачи явятся в мир Зазеркалья вслед за принявшим муки.
Меж тем заплечных дел мастера уже закончили деловитую укладку дров и двое пронырливых помощников побежали в соседнюю харчевню за огоньком. Выкаблучиваясь перед народом и хвалясь друг перед другом расторопностью, они притащили целых два факела. А когда отец города махнул с балюстрады батистовым белым платком, воткнули факелы в хворост с разных сторон.
Монах, не расколовший приговорённого на исповедь, решил тоже не ударить в грязь лицом, и сказать народу последнее слово пока ещё дрова не разгорелись.
– Дети мои, вы все видите – это враг рода человеческого и прибыл он в наш вольный город Нант, дабы отвратили слабые лицо своё от Господа нашего. Ликом он чёрен и черны мысли его. Поэтому он должен быть предан священному огню. И да очистит огонь его грешное тело. Аминь!
По толпе прокатился неспокойный вздох. Наступал кульминационный момент, поэтому в толпе некоторые обменивались мнениями. И всё-таки некоторые с откровенными слезами на глазах провожали принимающего муки только за то, что он иноземец. Таких было мало, но эти люди никак не могли понять беспринципности палачей и благоволения к ним отцов города.
Огонь с удовольствием уплетал дрова и проникновенно подбирался к телу приговорённого к смерти. Иноземец получил уже несколько ожогов, и впервые в жизни ему стало действительно страшно. Он ничего преступного не совершал, почему же его так запросто сжигают?! Боль настоящая, пронизывающая всё существо, приходит и душит, суля что-то страшное и мистическое. Даже не что-то, а конкретно – небытиё.
Язык весёлого пламени рванул к голове, норовя одарить жгучим поцелуем. Приговорённый дёрнулся, пытаясь отыскать хоть глоток не сожранного пламенем воздуха, задрал к небу голову и на верху своего мученического столба увидел лик… Но далеко не ангельский. Это была вырезанная из дерева страшная ритуальная маска африканских жрецов. Она паскудно улыбалась толстыми губами.
– Это твоя дорога, твой выбор, – прозвучал её голос.
В унисон этому голосу, похожему на скрип железа по стеклу, раздался душераздирающий вопль. Оказывается, кричала нынешняя чужая плоть казнённого, но он сам видел всё это как бы со стороны. Смерть заботливо облизывала чёрное тело огненным языком, кожа пузырилась, трескалась, из ран бурно сочилась кровь, закипавшая на лету. Потом откуда-то мгновенно свалилась непроглядная темнота, раздираемая звуком метронома. Неужели жизнь кончилась вот так бездарно, безысходно, бесповоротно? Давно известно, ни в какой войне победителей не бывает, чем же это сражение кончилось? Наверное, близок всё-таки конец тяжким испытаниям? Недаром в памяти заклубились последние встречи с близкими. Говорят, какие-то картины, воспоминания прошлого возникают у каждого, прежде чем тот уходит в мир иной. Только откуда это известно? Из отчётов, писанных с того света на этот? Тем не менее, из толпы родственников вдруг выделилась мать казнённого, он узнал её…
… узнала её и баронесса. Это была она сама.
Шура открыла глаза и затравлено огляделась. Она несколько минут не могла понять, что уже находится в своей квартире и что здесь иной мир, иная жизнь и даже ценности другие. Например, в этой временной петле, в которой суждено было родиться ей, люди давно уже не верили в Бога. Вернее, может быть, верили, но что такое Бог и все Его ангелы, когда жизнь состоит из сражения за существование, из захвата власти ворами-олигархами, а никакие потусторонние силы не помогают? Вернее, помогают, но силы явно не от Всевышнего. И чаще помогают тем, кто забыл что такое молитва. А за оказанную помощь, как известно, приходится платить, но какою монетой?!
Весь существующий мир давно захватила разноцветная сексуальная революция, где уже узаконенные общества сатанистов и содомитов диктовали свои правила существования. Самое интересное, что руководящие органы почти всех европейских стран и Сионистских Штатов Америки давно согласились на всемирный порыв сексуальных меньшинств к однополым бракам. Эта зараза проникла во все круги общества. Особенному поражению подвергались те, кто рвался к власти или уже получил какие-то полномочия в госструктурах. В команде российского Кремля вообще можно было не рассчитывать ни на какое продвижение статуса, карьеру или на получение ответственной должности, если отрицательно относишься к педерастам, лесбиянкам и прочим извращенцам. Более того эту заразную болезнь пытались узаконить путём вдалбливания в сознание через все средства массовой информации, включая телевидение. А сам президент во всеуслышание заявил, что все свои силы и возможности потратит на то, чтобы защищать лесбиянок, педерастов и трансвеститов во всех кругах общества, ибо другого президента у них нет и не будет. И в подтверждение своих слов он наградил крестом «Мужества и храбрости» известного педераста Борю Моисеева, на шкуре которого в хорошие времена негде было бы и клейма поставить. Многие тогда подумали, что голубая рать храбро подставляет свои задницы кремляди, поэтому имеют истинно заслуженные награды.
По сути, человеческое мышление было заторможено на уровне гениталий со времён греческого поклонения Дионису и Венере. Любой человек, пригубив стакан вина, принимался рассматривать женщин с позиций «может быть, она не Венера, но что-то венерическое в ней точно присутствует», или «этот мальчик сексуальнее любой женщины».
