«И не только это, — прошептал темный голос в его голове. — Джулиан еще и брат Гэвина Пайка». Знал ли он о том, что сделал его брат? Мог ли он знать о Пайке? О Ханне?
Рассудок Ноа грозился покинуть его. Все в нем восстало. Он чувствовал, как прошлое тянет его вниз, и изо всех сил сопротивлялся ему.
Ноа похоронил Джулиана в глубине души вместе со всеми другими уродливыми вещами, о которых ему было невыносимо думать. Он должен двигаться вперед, похоронить прошлое и оставить его там. Это единственный способ выжить.
Он должен выжить — для себя, для Майло и Ханны, для города.
— Джулиан заплатил за то, что сделал, — задыхаясь, произнес Ноа. — Теперь он мертв. Семья Бишопа отомщена. Все кончено. Мы все можем жить дальше. Для всех будет лучше, если мы продолжим жить дальше.
— Это не конец. — Ханна нахмурилась, между ее бровями появилась линия. — Джулиан сказал Бишопу, что Розамонд знала. Что она одобрила то, что Джулиан выпустил этих монстров, чтобы они устроили хаос. Она сыграла свою роль в этой бойне.
Слова Ханны повисли в воздухе между ними, как угроза.
Именно этому страху Ноа не мог противостоять. Невысказанный шепот, который преследовал его в часы бодрствования, который мучил его во сне.
Ноа покачал головой.
— Бишоп ошибся. Джулиан бредил, сошел с ума. Он просто хотел кого-то обвинить. Он действовал в одиночку. Я знаю Розамонд. Она хороший человек. Я ее знаю.
— Так же как ты знал Джулиана?
Он замялся.
— Это нечестно.
— Розамонд — мать Гэвина Пайка.
— Какое это имеет отношение к делу?
Ее глаза сузились.
— У матери два злых, жестоких сына. Как думаешь, откуда взялось это стремление к насилию?
— Я в это не верю.
— Мать всегда знает, — тихо сказала Ханна. — Как она может не знать?
Ноа дико покачал головой. Она ошибалась. Ханна ошибалась. Розамонд стала для него как мать — хорошая мать. Она заботилась о нем, об этом городе. Она любила Майло как собственного внука.
Она приняла его в свой дом, в свою семью, когда его собственные родители совершенно не беспокоились о нем. Позволить этим уродливым сомнениям даже закрасться в голову, означало предательство. Ноа не хотел предавать ее. Он не мог.
— Я не могу в это поверить.
— Не можешь или не хочешь?
— Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, Ханна...
— Подожди. — Ханна оттолкнулась от перил крыльца. Она прикрыла глаза рукой и осмотрела двор. — Где Майло?
— Он был прямо здесь. Должно быть, на заднем дворе. — Ноа повернулся и посмотрел. — Майло!
Тишина.
Ноа медленно повернул голову. Осмотрел деревья, дома, пустую дорогу. Двор утопал в пересекающихся следах. Обломанные сосновые ветки торчали повсюду, как маленькие рождественские елочки.
Снеговик готов. Майло воткнул ветки вместо рук, камни вместо глаз, носа и рта, а на шею снеговика намотал собственный шарф. Теперь шарф тоскливо хлопал на ветру.
— Майло! — Его голос эхом разнесся по замерзшему озеру за домом. — Майло!
Ответа не последовало.
Его пронзила дрожь страха.
— Проверь внутри!
Ханна уже направлялась к входной двери.
Ноа побежал вокруг дома трусцой, его ботинки тонули в талом снегу, сердце бешено стучало, когда он снова и снова выкрикивал имя своего сына.
Когда он обогнул дом, Ханна уже вернулась на крыльцо. Она держала ребенка, завернутого в толстое одеяло. Ханна прикусила нижнюю губу.
— Его нет внутри. Ноа, где он?
— Я проверю соседние дома.
— Я вызову Лиама по рации, — сказала Ханна. — Он и Призрак могут помочь в поисках. Призрак его найдет.
При мысли о том, что придется просить помощи у Лиама Коулмана, в нем вспыхнуло негодование, но он ничего не сказал. Ноа направился к подъездной дорожке, но заколебался. Он оглянулся на жену.
— Будь осторожна.
Ханна кивнула. И не стала спрашивать почему.
Страх угрожал его задушить. Адреналин и паника бурлили в его венах. Если кто-то причинит вред Майло. Если кто-то сделает что-нибудь с его сыном...
Майло здесь точно нет. Ноа чувствовал это.
Его сын исчез.
Глава 53
Ноа
День тридцать шестой
Ноа бежал по подъездной дорожке. Он выкрикивал имя Майло. Холодный воздух щипал его горло и ноздри. При каждом неровном выдохе из его губ вылетали облачка пара.
Он стучался в каждую дверь. Никто из соседей не видел Майло. Никто ничего не слышал и не видел.
Паника нарастала. Ноа проверил один тупик и перешел к следующему. Время замедлилось. Каждая минута казалась часом.
Он не колебался, когда дошел до дома суперинтенданта. Может быть, ему следовало бы, но он не стал. Он не мог думать ни о чем, кроме безопасности Майло.
Взбежав по широким каменным ступеням, Ноа постучал в застекленную входную дверь. Сквозь стекло он заметил движение. Две фигуры сидели у огромного острова на кухне.
Ноа взялся за ручку двери, повернул и толкнул ее. Дверь легко открылась. Она была не заперта. Он шагнул внутрь.
Осмотрел знакомую роскошную обстановку, полы из бразильского дерева, богато украшенные сводчатые потолки и хрустальные люстры.
— Привет, шеф Шеридан, — раздался голос Розамонд Синклер с другого конца большой комнаты.
Его охватило облегчение.
— Майло.
Майло помахал рукой.
— Привет, папа. Посмотри, что мы делаем!
Майло сидел на кухне рядом с Розамонд, которая стояла за островом. На мраморной поверхности стояла миска для смешивания, рядом лежал большой сверкающий кухонный нож.
Остров занимали стеклянные банки с мукой и сахаром, мерные ложки и противень, на котором лежали небольшие куски теста. Мука рассыпалась по столу и заляпала раскрасневшиеся щеки Майло.
— Что ты здесь делаешь? — Ноа изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно. Его сердце все еще билось о ребра, как животное, стремящееся вырваться на свободу. — Ты же знаешь, что тебе нельзя покидать двор.
Майло опустил глаза и закусил нижнюю губу, как и Ханна.
— Прости, папа. Я искал больше «деревьев» и зашел слишком далеко. Меня нашла бабушка Розамонд. Она сказала, что у нее есть сюрприз.
Он поднял липкий шарик теста для печенья и раздавил его между пальцами.
— Смотри! Печенье с крошкой из арахисового масла!
— Здорово, сынок, но пора идти домой.
— Это было бы так обидно, — сокрушенно проговорила Розамонд. — Мы только начали.
Ее голос звучал нарочито весело. Красные губы расплылись в улыбке. Это смущало. Разве она не должна горевать? Разве она не должна рыдать?
После Ханны Ноа так и делал.
— Да, папа. Мы должны закончить сначала. Мы только что поставили первую партию в духовку.
У Ноа пересохло во рту. Было трудно глотать.
— Твоя мама хочет, чтобы ты вернулся домой.
Улыбка Розамонд оставалась неподвижной.
— Я уверена, что Ханна понимает, как сильно дети нуждаются в своих бабушках, верно, Майло?
— Верно, — хихикнул Майло.
— Детям так же нужны их родители. Правда, Ноа? Это так ужасно, когда ребенок теряет родителя. Действительно, просто душераздирающе.
— Да, — отозвался Ноа.
Розамонд не сводила глаз с его лица. Она отчерпнула ложку теста для печенья на противень и слепила из него идеально круглый шарик.
— Но, когда родители теряют ребенка. О, это боль, которую невозможно измерить. Это непостижимая утрата.
— Я тоже любил Джулиана, Розамонд, — с трудом выговорил Ноа. — Я...
— С подобной болью я никогда не сталкивалась, — продолжала Розамонд, словно не слыша его. — Потерять двоих детей... своих единственных наследников... свою надежду, свое будущее.
Майло перевел взгляд с Розамонд на Ноа, и чуть нахмурился. Взрослые говорили о вещах, которых он не понимал.
Он не знал, что Джулиан умер. Ноа не мог заставить себя произнести эти слова вслух. Майло не знал ни о Гэвине Пайке, ни обо всем остальном.
Розамонд сцепила пальцы на столешнице.
— Вряд ли мать когда-нибудь смирится с этим? Или отец?
