Ознакомительная версия.
Держа в вытянутой руке пистолет, он вошел в квартиру и остановился. На ощупь, он попытался найти выключатель, чтобы зажечь свет, но, найдя его, несколько раз безрезультатно щелкнул. Темнота в квартире была кромешной и, главное, — он услышал в наступившей тишине стоны.
Иван Викторович подумал о том, что надо идти вперед к раненым, что он должен что-то делать, но не мог сдвинуться с места. И только когда он услышал звук выстрела, раздавшийся вне квартиры, он пошел вперед.
Мария Давидовна, положив трубку, вздохнула. Она предполагала, что все закончится именно так, но — хотелось, чтобы произошло чудо, и она ошиблась. Ей подсознательно хотелось, чтобы Михаил Борисович и Парашистай были разными людьми. Доктор ей нравился, и — если уж быть до конца честной перед собой — она примерно с полгода назад уже начинала строить долгосрочные планы в отношении Михаила Борисовича.
Её наивная мечта растворилась, как сигаретный дым.
Она потянула руку к телефонной трубке. Она даже взяла её и протянула указательный палец к кнопкам. Но в последний момент опомнилась, — он серийный убийца, маньяк, и она уже совершила преступление, скрыв от следствия то, что знала.
Мария Давидовна положила трубку на место. Села в кресло и задумалась.
С другой стороны, он спас ей жизнь. Два дня назад она сходила на маммографию, и на снимках ничего не было. Она помнила, что сказал доктор-рентгенолог:
— Типичные возрастные изменения, хотя справа они более выраженные. Тяжистость такая, словно в этом месте была операция. У вас, Мария Давидовна, никаких операций на правой молочной железе не было?
Она ответила, что нет, ничего не было. Доктор, пожав плечами, сказал, что, значит, это возрастная норма.
Мария Давидовна вспомнила, как она проснулась утром после той ночи. Голова раскалывалась, тело горело от лихорадки, во рту было так противно, что её чуть не вырвало. Она еле дошла до ванны и умылась.
И только тогда вспомнила, что случилось ночью.
Она, скинув халат, смотрела в зеркало на свою грудь, и слезы текли по её лицу. От слабости и боли. От счастья и неуверенности. От того, что видели её глаза, и знало сердце.
В зеркале еще не было значительных улучшений — правая молочная железа все еще была больше левой, кожа над соском не изменилась, но она знала, что опухоли больше нет. Левой рукой она проверила правую подмышечную область и разрыдалась в голос.
Шишки там нет.
В тот день она лежала дома с высокой температурой, пила аспирин и счастливо улыбалась. Кем бы ни был Михаил Борисович Ахтин, он совершил чудо. И неважно, как он это сделал, — она ему благодарна, не задумываясь о природе его дара.
Мария Давидовна снова протянула руку к телефону, твердо решив, что она обязана предупредить своего спасителя. Но — телефон зазвонил раньше, чем она успела его взять.
— Алло, — сказала она в трубку осторожно.
На том конце молчали, — только еле слышное человеческое дыхание.
— Михаил Борисович?
Так и не услышав ничего, Мария Давидовна сказала:
— Спасибо, Михаил Борисович, за все, что вы сделали для меня. Я хотела сказать, — она замерла, вслушиваясь в телефонную тишину, и затем решительно закончила, — что они едут к вам. Мне бы не хотелось терять вас, пожалуйста, Михаил Борисович, не сопротивляйтесь.
На том конце трубки послышался звук, словно кто-то хмыкнул, и тишина сменилась короткими гудками.
Мария Давидовна задумчиво посмотрела на трубку и положила её на место.
Она ничего не могла изменить.
Я стою у стены, которую сам построил, отгородив от внешнего мира Богиню. Я говорю о том, что неизбежное должно случиться. Как бы я не оттягивал, это произойдет.
Я говорю в пространство квартиры:
О, Великая, ставшая небом,
Наполняешь ты всякое место своею красотою.
Земля вся лежит пред тобою — ты охватила её,
Окружила ты и землю, и все вещи своими руками.
Ты сияешь, как царица Нижнего Египта.
И могуча ты над богами,
Души их — твои, и наследие их — твоё,
Жертвы их — твои, и имущество их всё — твоё.
Это прощание. И с прежней жизнью, и с Богиней, и с собой.
Закрыв дверь в комнату, где я провел сотни бессонных ночей, я иду к телефону. Набрав номер по памяти, я подношу трубку к уху и слушаю.
Она говорит то, что я ожидаю услышать. Все-таки я не ошибся с этой женщиной. Она все сделает правильно.
Нажав на рычаг, я прерываю соединение.
Я не сказал ни слова, но это тоже было прощание. Я стою у окна, и смотрю на вечерний сумрак во дворе. Они сейчас приедут. Я знаю, что произойдет в ближайшее время, знаю до мельчайших деталей, и только сомнение — а, может, я ошибаюсь, — помогает мне спокойно смотреть в окно.
Справа у первого подъезда останавливаются две машины. Это они.
Вздохнув, я иду к входной двери и открываю замок. Потянувшись, я открываю дверцу электрощитка и отключаю электроэнергию в квартире.
Я готов встретить их. Сев на пол за входной дверью, я сжимаю в руках два стальных остро наточенных ножа и замираю.
От стука железная дверь дребезжит. После секундного замешательства, открывшаяся дверь прижимает меня к стене. Я смотрю на бравых парней, которые пытаются найти меня, безрезультатно обшаривая темноту светом фонарей.
Я бесшумно встаю и делаю первый шаг.
Слева от меня невысокий парень с пистолетом в руке. Он тянет руку к выключателю и умирает, — нож входит в горло снизу вверх. Я придерживаю тело, чтобы остальные не услышали.
Из комнаты доносится звук — кто-то задел в темноте журнальный столик, уронив его. Чертыхнувшись, командир спецназа, поворачивается, что осветить фонарем угол справа от себя, откуда слышен шум. И видит хрипящее тело своего бойца, — кровь льется из перерезанного горла. Он бросается к нему, забыв об опасности, — и натыкается на мой нож.
Свет фонаря освещает наши фигуры, и я еле успеваю уйти в темноту. Короткая очередь из автомата третьего бойца сбивает с ног тело командира. Боец кричит, — он увидел, что выстрелил по своему командиру. Тем не менее, он пытается среагировать на движение слева от себя, выбив нож из моей правой руки прикладом автомата, но — мой левый нож вонзается сбоку в шею.
Я слышу, как стонет командир. Думаю, он выживет — ножевое ранение в живот и несколько пуль в бронежилет. Я иду к заранее открытому окну и вглядываюсь в освещенный звездами полумрак вечера. Где-то здесь должен быть боец, я знаю, что он ждет меня.
Я спрыгиваю с подоконника в траву и бегу направо.
Ознакомительная версия.
