Завянь напрягся, подобрался, сел прямо в провисающем до песка шезлонге. Приложил ко лбу руку козырьком.
В прошлом году близнецам исполнилось по пять лет. За это время не было дня и часа, чтобы отец не всматривался напряженно в близнецов и не искал в них признаки ЧУЖОГО ПРИСУТСТВИЯ. Визита уродов! незваными явившихся всей семьей на чужой праздник. Явившихся с детьми и женами жадно подглядывать за чьим-то счастьем, за радостью, любовью, нежностью!!
П и т а т ь с я, насыщаться чужой жизнью…
…Ваня догнал, укатываемый волной мячик, принес его сестре. Как принято при ссорах, чмокнул в щечку.
Завянь расслабился: обычный день, привычный приступ паранойи.
Циклоны были правы, когда уговорили стереть память беременной Зое.
Она забыла похищение, последующие дни… Ей позволили встретиться с отцом, рассказать ему сказку о героическом спасении, с в о е й внезапной влюбленности в героя…
Остальные переговоры (с полицейскими) провел батенька Максимович, отбрехал от органов дочь и зятя. Не советуясь с Завьяловым, незаметненько подвел к Зое психиатра, тот убедит взволнованного папеньку, что так бывает: психика благотворно отчленяет, растворяет неприятные моменты. Зою больше не тревожили расспросами.
Завьялов оглянулся: от домика-бунгало, через пляж шла е г о ж е н а.
Она предпочитала курорты, максимально освобожденные от шумных соотечественников. Спасалась от назойливости. Внимания и взглядов, фотографий, сделанных тайком.
Наивная. Такая красоты везде влечет внимание как шлейф.
Женщина ревниво поджимают губы, мужчины втягивают животы (мускулистые играют бицепсами). Зоя, плавно покачивая бедрами, обмотанными ярким парео, идет через пляж к с е м ь е…
Подходит к мужу, — Борис замечает, что брови супруги нахмурены, — обойдя шезлонг, кладет невесомые нежные руки на его горячие от солнца плечи, наклоняется и шепчет:
— Милый…, мне нужно к врачу… Ты присмотришь за детьми?
— Что-то случилось? — Борис встревожено привстает, вглядывается в любимое лицо…
— Не понимаю, — морщиться жена. — Правое ухо почему-то перестало слышать, я договорилась на рецепшене, меня в больницу отвезут…
Завянь кричит. Страшно, жутко, дико!..
"Ты чо орешь, как оглашенный?" — недовольное бурчание Потапова вливается в кошмар ушатом ледяной воды.
Завьялов открыл глаза…
Гостиная генеральского дома. Он сидит в кресле, укрытый пледом. Напротив большое окно, за которым уже солнце встало: празднично раззолотило осенние березы, на влажных еловых ветках лучи играют крупными, сверкающими мазками.
"Кошмар, — бормочет Боря. — Фу! Константиныч, мне такой кошмарный сон приснился!"
"Да видел я твой сон, — Борису почудился зевок в генеральском тоне. — Море, пляж, детишки…"
"Зоя с циклопом, — добавляет Завянь и трясет головой: — Присниться же такая убедительная хрень! Приснилось, будто Зоя, совсем как я, оглохла на одно ухо, ей память стерли. С моего же разрешения, причем…"
"Да видел я все, Боря, видел. У нас мозг один на двоих. И сны одни и те же".
Несколько минут Завьялов приходил в себя. На раскладушке безмятежно посапывал стилист Капустин (в его теле). Зоя (с террористкой внутри) тоже спать изволила. В комнате не было только собачонки.
"Лев Константиныч, мы давно в гостиную с веранды перешли?" — спросил Потапова.
"Угу, — бормочет генерал, — давненько. Ты таким вымотанным был, что даже не проснулся".
"А почему ты меня не разбудил, не попросил сменить на карауле!"
"Дак у Капустиных к тому времени уже "перемотка" закончилась, — снова словно бы зевнул Потапов. — Кеша тут приглядывал".
Завьялов поглядел на вовсю дрыхнущего Иннокентия, и неожиданно подумал, что ему б он присматривать за своими близнецами в жизни не доверил бы!
Как оказалось, подумал весьма внятно, так как внутри ухмыльнулся генерал:
"Не кати баллон на Кешку. Он пост Жюли передал".
"И где она?! Жюли-Жози?!"
Лев Константинович перевел взгляд альфа-интеллекта на открытую настежь кабинетную дверь. Оттуда доносилось какое-то негромкое цоканье-постукивание.
Завьялов тяжело поднял тело, закостеневшее от спячки в кресле, подошел к раскрытой двери, заглянул в уставленную книжными шкафами смежную комнату…
Увидел фантастически запредельную, выносящую мозг картину: на письменном столе, перед включенным монитором сидит собака, приодетая в обрезанный шерстяной рукав, и бодро стучит лапой по компьютерной клавиатуре. На собаку падает солнце, просвечивает розовые ушки с пучками волос, ушки направлены на звук в сторону двери, но собака не отвлекается от монитора, так как — р а б о т а е т.
"Улёт, — бормочет Боря и спрашивает генерала: — И давно собачка по "клаве" тарабанит?"
"Минут сорок", — отвечает Лев Константинович.
Пока два интеллекта будили мужа Капустина, Жюли продолжала стучать когтями по клавиатуре: сосредоточенно, не отвлекаясь, исследовала Интернетные страницы. Мужики согрели воду, заварили кофе, колбасы для завтрака нарезали — фантастически самостоятельная собачонка все это время лупила лапами по кнопочкам. Только ушками тихонько прядала, когда два тела (три интеллекта), усевшись на диванчик кофе с бутербродами насыщаться, делились информацией.
Вначале Иннокентий поведал о том, как сложилась его беседа на интерлингве с террористкой.
— Борис Михайлович, Лев Константинович, — вздохнул стилист, — достаточно продвинуться, увы, не удалось. Миранда позвала меня по имени — "Платон". Так я думаю зовут исчезнувшего террориста… Сказала "Платон, ты здесь?" Я ответил: "Здесь". Изобразил, что трудно говорить, мол, альфа спит не крепко, я боюсь его совсем растревожить разговором… Миранда начала требовать исполнения какого-то давнего обещания.
— Конкретно, — по просьбе генерала произнес Завьялов. — Конкретно и дословно, что она сказала.
Иннокентий нахмурился, припомнил, выдал слово в слово:
— "Вы мне обещали… Я должна с ним встретиться. Если я не встречусь…, пеняйте на себя, у меня своя задача, мы договаривались, что Руслан подохнет…, вы мне в этом поможете". Миранда трясла меня за грудь и требовала: "Он должен сдохнуть!" У нее личная вендетта с каким-то Русланом, Борис Михайлович, Лев Константинович.
"Поня-а-атно, — протянул Завьялов. — Догадываешься, Константиныч, зачем она сюда нагрянула?"
"Она решила бывшего мужа здесь прихлопнуть, — мрачно подтвердил генерал. — Отомстить по полной. Дома этого у нее никак не получилось бы, решила здесь достать".
"Н-да-а-а, — опечалился Завянь. — Все о каких-то идеалах толковала…, а на самом деле — захотела с мужем посчитаться… Любыми способами. Интересно. А о том, что вся мировая история измениться и сын Адам тоже перестанет существовать, она уже не беспокоиться, а?"