— Не проще ль тогда допустить, что они подкуплены? Что все это ложь, а на самом деле они той ночью подсчитывали полученную за предательство мзду?
— Почему? — улыбнулась Адельхайда. — Потому что вы говорили с ними последними?
— Пусть не они, — кивнул Рудольф, — пусть другая пара стражей — на другом этаже или в другом коридоре. Почему нет? Почему, к примеру, не допустить, что наш одаренный вор прошел мимо всех и убил именно тех, кто был подкуплен, то есть стоящих подле дверей сокровищницы?
— Вряд ли, — возразила она. — Все опрошенные рассказывают одно и то же: тень и неприятное ощущение. Это означает, что либо все они подкуплены и сговорились рассказывать одно и то же (но тогда почему лишь теперь, а не тогда, сразу же?), либо все говорят правду. Да, убитые рассказать уже ничего не могут, но тут в дело вступает простой расчет. Если я уже заплатила одному человеку, способному миновать десяток ваших стражей и просто убить оставшихся двоих, для чего мне еще и подкупать кого-то одного или пару из них? В том и другом случае результат будет одним и тем же; а коли нет разницы, то для чего платить больше? К чему тратить деньги дважды?
— В ваших словах есть логика, — вздохнул Император невесело. — Просто я теперь жду предательства отовсюду.
— И я буду последней, кто упрекнет вас за это, — серьезно заметила Адельхайда. — Но здесь, думаю, ваши подозрения неоправданны.
— И что же вы намереваетесь делать со всем этим, госпожа фон Рихтхофен? У вас есть идеи?
— Идеи… — повторила она со вздохом. — Я слишком поздно появилась здесь, вот в чем наша главная сложность. Прошло довольно много времени, и мы рискуем упустить их, кем бы они ни были: чем больше проходит времени, тем более и более вероятность того, что они попросту плюнут на все и решат ретироваться, перенеся новую попытку на сколь угодно отдаленное будущее.
— А что бы вы сделали, будь у вас больше времени?
— О подобных случаях я слышала и раньше, Ваше Величество, — пояснила Адельхайда. — Последний из них — это такая же невероятная кража из архива Ордена. Так же точно, судя по всему, никто никого не видел и никто ничего не понял. А за время своих путешествий по Германии я наслушалась и об иных кражах со сходными обстоятельствами. Будь у меня больше времени, я бы нанесла на карту места всех известных мне происшествий, расспросила бы знающих людей о времени тех событий и попыталась бы вычислить, нет ли мест, где они происходили слишком часто, — это могло бы означать, что поблизости либо место обитания вора, либо наиболее частый заказчик. То и другое могло бы поспособствовать его обнаружению… Я, разумеется, все это сделаю, но вряд ли сие принесет ощутимые плоды. Посему — пока мы будем действовать именно так, как начали.
— То есть раскрывать моим рыцарям мои тайны, веля их сохранять и надеясь на то, что они меня ослушаются?
— Тайны — это тайны, Ваше Величество. Как я уже говорила, искус поделиться ими велик у всех — детей, женщин, солдат и стариков. И чем сильней запреты, эти тайны сопровождающие, тем больше искушение ими поделиться, и будьте уверены, уже к вечеру вся стража будет знать, о чем шел здесь разговор. А к утру — и кое-кто рангом повыше. Человеческая сущность, Ваше Величество.
— Человеческая сущность… — повторил тот, усмехнувшись: — Любопытно. Ваша метода и впрямь работает.
— Испугать, посочувствовать и ободрить; набор инструментов, коими возможно разобрать душу на детали, применим к большей части рода людского, причем набор почитай всегда один и тот же. С вариациями, как правило, незначительными.
— И вы считаете, госпожа фон Рихтхофен, что это было верным решением? Слух о том, что кто-то сумел проникнуть в сокровищницу Карлштейна и даже что-то вынести оттуда… Это, знаете ли, весьма болезненный удар по моей репутации.
— Что вам дороже — ваше самолюбие или безопасность?
— Занятно вы поставили вопрос, — недовольно отметил Рудольф, поднявшись со своей скамьи и подступив к столу, остановился рядом, с усталым вздохом опершись о столешницу обеими ладонями. — Хотелось бы соблюсти одно, не лишаясь другого, но, увы, в жизни не всегда такое удается. В жизни нельзя получить все, и даже малое обретается не всегда.
Адельхайда промолчала, подумав о том, что нечасто даже ей доводилось увидеть эту голову склоненной; точнее, нечасто это случалось прежде, но все чаще — в последнее время. «Рудольф сдает» — столь неблагозвучный отзыв был первым возражением, которое выдвигали строптивые курфюрсты и герцоги, коих с немалыми усилиями приходилось привлекать на сторону Императора. «Рудольф сдает, и связываться с ним рискованно»… Следует честно признать, что в чем-то они правы, и без поддержки, без содействия в первую очередь почти всесильной Конгрегации, уже немолодого и усталого Императора давно сместили бы более энергичные и нахрапистые. Однако правы и те, кто говорит, что у старого волка хватка еще та. Быть может, не столь стремительная, как прежде, но зато пока еще крепкая. Вот только надолго ли его хватит…
— Мы справимся, — уверенно сказала Адельхайда, ободряюще коснувшись императорского плеча, и тот, на мгновение замерев, распрямился, накрыв ее руку ладонью. — Ваше Величество, — требовательно одернула она, попытавшись высвободиться и не сумев.
— «Ваше Величество»… — повторил он с расстановкой. — А куда же подевался «Рудольф»?
— Полагаю, остался в спальне наверху. Много лет назад.
— Каковой факт весьма его удручает.
— Ваше Величество, — повторила Адельхайда строго, — вы сбиваете меня с рабочего настроя.
— Что же, — вздохнул тот, убрав таки ладонь, — мне остается лишь счесть ваши слова комплиментом, коли уж я все же способен отвлечь вас от дела.
— Давайте же возвратимся к этому делу, — предложила она настоятельно, и тот лишь молча повел рукой. — Отвечая на ваши слова, могу в утешение заметить вам, что по окончании моего расследования правда об ограблении (точнее, об отсутствии такового) так или иначе вскроется, всем станет известно, что пущенный вами слух был дезинформацией, и тогда ваша гордость сможет насладиться собою в полной мере. Посему просто наберитесь терпения.
— Я лишь сомневаюсь в том, что сия дезинформация имеет смысл.
— Они не получили того, что хотели, — пояснила Адельхайда терпеливо. — В Карлштейн же они пробирались, заранее будучи убежденными в том, что карта здесь. Уверенными на триста процентов. А значит, не найдя ее, они не махнули рукой и не разошлись по домам — нет; они здесь, они рядом, планируют дальнейшие действия и наблюдают за происходящим. Представьте, какова будет реакция вора, не нашедшего нужной ему вещи и услышавшего, что она украдена в ночь его проникновения. Вообразите себе (самое главное), какова будет реакция его нанимателя. Не думаю, что в стане ваших противников царит такое единодушие и братское доверие, чтобы он не смог заподозрить нанятого им человека в попытке присвоить карту. Раздор в их рядах — уже это достижение. В любом случае, они занервничают, а когда люди нервничают, Ваше Величество, они склонны делать глупости… Итак, — подытожила она, когда Рудольф согласно кивнул, — это были последние из интересующих нас участников события? Более ждать некого?
