Селен как раз объяснял всё это восторженному Джонни, когда Антема привела меня в зал собраний. Этот зал тоже напоминал музейный, но только отреставрированный – в отличие от моих временных покоев, и, конечно же, был больше. Солнечный свет мощными потоками вливался в высокие окна и словно бы застывал на колоннах, складываясь в затейливые узоры. Позже я разглядела, что орнамент на колоннах частично покрыт позолотой. Имелась она и в стенных мозаичных картинах, но в основном они состояли из разноцветного стекла. Слуги заканчивали накрывать два длинных стоящих друг напротив друга стола, один из которых был гораздо выше, но гости уже, похоже, собрались все. Они оживлённо беседовали, прогуливаясь по залу или расположившись на каменных скамьях, покрытых пушистыми ковриками и большими плоскими подушками.
Антема подвела меня к высокому, худощавому блондину неопределённого возраста, который разговаривал с Джонни и Самандаром. Не знаю, почему, войдя в зал и увидев этого блондина, я сразу подумала, что это Селен. Возможно, потому что ему очень подходило это лунное имя. А он сразу посмотрел на меня так, словно узнал, хотя мы были незнакомы. Не прерывая беседы с Джонни, он смотрел на меня поверх его головы тем взглядом, который заставил меня вспомнить слова из любимой детской книги: «Мы с тобой одной крови – ты и я»[14]. Вообще-то он был скорей альбиносом, чем блондином. Почти белые волосы казались седыми, а глаза бесцветными, но когда на его лицо упал яркий свет, я поняла, что его радужки как светлый янтарь. Чёрный маг-альбинос… Самандар почти не участвовал в разговоре о геленитах и зеркалах. Внимание его было сосредоточено на сестре и двухметровом культуристе, чьё мощное тело покрывала короткая тёмно-серая шерсть, а роскошная чёрная шевелюра обрамляла лицо, словно львиная грива. Симпатичное лицо, хотя и напоминало бычью морду, особенно если учесть, что между ноздрями широкого носа красовалось большое золотое кольцо. Золотых украшений на этом существе было много, гораздо больше, чем одежды. Собственно, всю его одежду составляли набедренная повязка и плетёные сандалии почти до колен. И почти до колен свисали его руки, когда он их опускал. Быкообразный «неандерталец» любезничал с Талифой, а Самандар, хоть и не пялился на них открыто, явно старался не выпускать их из виду, словно боялся, что этот кавалер, сделав какое-нибудь неосторожное движение, причинит Тали вред. Талифа умела за себя постоять, но Самандар, как и все маххады, был воспитан в убеждении, что он отвечает за безопасность всех женщин своего рода и прежде всего за своих сестёр. По-моему, волновался он зря. Манеры у «неандертальца» были гораздо лучше, чем у некоторых самцов альфа-гуманоидов, выросших в весьма цивилизованных мирах. Интересно, из какого мира этот культурист? Я начала было перебирать в памяти все известные мне планеты, населённые гуманоидными расами, когда Джонни обернулся, увидел меня и кинулся меня обнимать. Через минуту к нему присоединились Самандар и Талифа, тут же забывшая о своём ухажёре. Впрочем, серый «неандерталец» отнёсся к этому с пониманием. Вскоре его отвлёк кто-то из его соплеменников – явно гораздо старше, худой, чуть сгорбленный, одетый во что-то вроде длинной юбки и ещё больше увешанный золотом.
– Как вы здесь оказались? – спросила я, когда объятия наконец закончились.
– Ну вообще-то так же, как и ты! – весело сказал Джонни.
– Нет, я имею в виду, на Хангар-Тану…
– А ты думала, мы будем сидеть на месте и ждать, когда ты решишь все проблемы? – в голосе Самандара прозвучал лёгкий упрёк. – Астерий сказал, что ты отправилась следом за своей возлюбленной той тёмной тропой, по которой она покинула наш мир. Даже он не знал, куда тебя приведёт эта тропа, а мы решили просто поискать способ попасть на Фелицию, раз уж все эти «мыши» прилетели оттуда.
– И раз уж Ламии теперь доступен Деламар, – подхватил Джонни, – мы решили сходить с ней на разведку. Ведь в компании с ней можно путешествовать невидимками. Так мы попали в космопорт и пробрались на один из фелицианских кораблей. Ламия должна была вернуться на Адену, там она чувствует себя лучше. Мы закрылись в одной из пустых кают и думали, что хорошо спрятались – пустых кают на корабле было много, но нас всё-таки нашли. Справиться с целой оравой зомби мы не смогли. Нас вырубили, а очнулись мы уже в подземелье Саградиума. Нас допрашивали, даже подумывали, не применить ли пытки, но решили не тратить на нас время. Сочли нас придурками-авантюристами, да мы такими и старались выглядеть. Одна дамочка подъехала было к Талифе, но без особого энтузиазма. Махнула рукой и сказала, что лучше пополнить нами армию солдат, но надо денёк-другой подождать, поскольку нельзя активировать излучение слишком часто. Мы поняли, что из нас хотят сделать зомби, и два дня думали, как нам избежать этого счастья, но так ничего и не придумали. Зато узнали от охранников много интересного о Спящей Деве. Мы поняли, кто она, и…
– Друзья моя, – с царственной бесцеремонностью вмешалась в разговор Антема. – У вас будет время обо всём поговорить. Терри – единственная, кого я ещё не представила своему главному советнику.
Она обернулась к Селену, который всё это время не спускал с меня пристального взгляда.
– Рад познакомиться с избранницей Великого Грифона, – произнёс он, пожимая мою руку. – Я слышал о тебе, леди Теодора Лайен. Не спрашивай, от кого, ты всё равно его не знаешь. Среди магов Никты есть потомки тех, кто состоял в Ордене Грифона. Ты тоже потомок одного из адептов Ордена.
Я вспомнила никтианскую лабораторию даркмейстеров. Странные узоры на стенах и колоннах, казавшиеся мне знаками какого-то магического письма, смысл которого вот-вот для меня откроется. Бронзовый грифон, сжимающий в передних лапах магический шар. «Используй дар грифона…»
– Один знакомый демон сказал, что нападение грифона лишь способствовало пробуждению дара, который был у меня с рождения…
– Разумеется. У твоей прапрапрабабки Мириам он тоже был, но очень слабый по сравнению с твоим. Дети Великого Грифона – это не просто магический орден. Его первые адепты перед самым началом ЭВП[15] сумели улучшить человеческую расу, соединив генетику с древней магией. Ты потомок уже практически исчезнувшего клана Лион, где эти изменения закрепились лучше всего. Определённое смешение кровей, наследственность – всё это играет не последнюю роль. Грифон был символом этого ордена, потому что это существо всегда символизировало идею великих преобразований, крушения границ между реальностью и магией, между разными пластами реальности и разными мирами. Я узнал о тебе лет пятнадцать назад, но не хотел вовлекать тебя в дела своих никтианских коллег. Они уже давно сошли с правильного пути, а ты свой путь нашла сама, и я рад, что наши дороги пересеклись.
