Хорошо работать на благоустроенном Западе какому-нибудь частному сыщику. Подойдет к злодею этакая милая субтильная старушка, мисс Марпл, глянет на него проницательным взором, тот тут же и расколется, и сам в полицию побежит. Или, скажем, громила Спайд: возьмет негодяя, убийцу, подонка одной рукой за шиворот, другой пройдется кулачищем по почкам и другим чувствительным местам организма — и дело в шляпе. Э-хе-хе… У нас бы бедной мисс Марпл открутили головенку даже не за раскрытие преступления, а так, на всякий случай, чтобы под ногами не путалась, а Спайда зарыли бы так глубоко еще в начале карьеры, что его и Шерлок Холмс бы не нашел…
А что если взять Сашку за шиворот, закрутить удушающий захват, и ласково так спросить: — "Сашя-я, а ты денежки-то отвез тогда, а?.."
М-м-да-а-а… В лучшем случае наживешь еще одного врага. Даже если у Сашки рыльце и в пушку, он ни за что не признается. Потому как никаких доказательств нет, все в голове у Сашки. Не в Москву же ехать за уликами… Или, поехать? Заявиться в издательство, прямо к директору, и сказать, этак вежливо: — "Ребята, это не я украл ваши денежки, а Сашка Бородин…" Во-первых, в какое издательство ехать? А во-вторых, все равно не поверят. Первым делом в задницу паяльник сунут… И, в-третьих, ехать не на что, денег ни копейки, да и неизвестно, по какому адресу искать издательство; адресам, помещенным в конце книг, Павел давно уже не верил. Он отправил по ним несколько писем, а так же ума хватило послать несколько рукописей. И письма и рукописи канули без следа и отклика. Как же быть? Ну не затаскивать же Сашку в подвал!.. А оно бы неплохо: затащить в подвал строящегося дома, чтобы никто воплей не слышал, запалить паяльную лампу, и медленно, ме-е-едленно…
Павел помотал головой. Вообще-то, против Сашки он ничего не имел. Просто, обидно было, что Сашка ловко и непринужденно похоронил надежды на издание хотя бы одной книжки, и вовремя соскочил с поезда, к тому же с неплохими деньгами. Единственное, что можно сделать, это поспрашивать других учредителей, не наезжали ли на них тоже?
Ну, ладно, вспомним молодость, поиграем в шпионов… — проговорил Павел и полез в дальний угол дворика по нагромождениям старых насосов, ржавых кожухов, бочек с засохшей известью, и другого хлама, который механик каждый год собирался увезти на свалку, но то руки не доходили, то грузовика не находилось.
В углу дворика через забор свешивались густейшие ветви старого клена, растущего в сквере, и лишь чуть-чуть тронутые желтизной. Павел всегда удивлялся стойкости старикана, листья он сбрасывал чуть ли не в конце октября. Подтянувшись на руках, Павел перевалился через забор, и легко соскочил вниз, укрытый со всех сторон: забором и зарослями. Если кто-то его пас, теперь может до утра наблюдать за входом в бассейн, и калиткой, ведущей на хоздвор. Укрываясь за зарослями, он прокрался на боковую аллею, обсаженную густейшими кустами какого-то гибрида, похоже — шиповника со смородиной, быстро прошел через сквер, вышел на улицу и замешался в толпе. Народ как раз густо валил с работы. На предмет хвоста, Павел решил провериться попозже. К Игнату идти Павлу ох, как не хотелось после истории с Люськой, да и раньше-то они не особенно дружили. Поэтому он решил отправиться к Славе. Тем более что Павел не знал, где живет Сашка. Он сменил квартиру, естественно, и телефон у него поменялся. А Слава был дружен со всем окололитературным бомондом. Павел просто не мог представить себе маньяка, который смог бы стать врагом Славы.
Павел с отсутствующим видом стоял на остановке, будто дожидаясь своего автобуса. Когда подошел тот, на котором нужно было ехать к Славе, он даже не пошевелился, продолжая равнодушно смотреть куда-то вдоль улицы. И запрыгнул в дверь, когда в цилиндрах механизма закрывания двери уже зашипел воздух. Его чуть было не прищемило дверями. Народу в автобусе было полно, и он с трудом протиснулся в гармошку и там прижался в уголке, в полумраке.
Дядя Гоша как-то ему говорил, что многие хитрые и ушлые шпионы, и подпольщики, вкупе с террористами, попадались именно потому, что маячили в окнах автобусов, трамваев и прочего общественного транспорта. И тут Павла, будто ледяной водой окатило: дядя Гоша еще ему говорил и о том, что человека проще всего убить в тесной толпе, кольнуть под лопатку длинным шилом и спокойно уйти. Пройдет несколько минут, прежде чем человек поймет, что с ним произошло, почувствует слабость и упадет.
— Ч-черт… Параноиком станешь, с этими мочилами занюханными… — прошептал Павел, внимательно оглядывая своих соседей.
Но рядом стояли вполне мирные граждане; толстая тетка в плаще и побитый жизнью, как молью, мужичок, лет этак сорока-семидесяти. Однако Павел не расслаблялся, особенно когда в салоне начиналось движение перед остановками; знал, как это бывает, мелькнет рука, как змея протиснувшись меж телами, и исчезнет, оставив в твоей груди единственную улику. Вряд ли в толпе замотанных этой проклятой жизнью людей кто-то что-то заметит.
Наконец замаячила нужная остановка. Павел протиснулся к дверям, стараясь по возможности прижиматься спиной к стенке, и внимательно следя за соседями. Хохотнул про себя, и правда, маньяком станешь от такой жизни. Выпрыгнув из автобуса, он перешел улицу на перекрестке на зеленый свет светофора, внимательно проследив, кто перешел вслед за ним, прошел несколько шагов, и, будто что-то вспомнив, вернулся на перекресток. Машин на улице было немного, и он перебежал ее на красный свет. С противоположной стороны за ним никто не метнулся. Он быстро пошел, почти побежал по тротуару, а вот и Славин дом. Еще раз оглянувшись, и никого не увидев, Павел юркнул в подъезд, взбежал на шестой этаж, прислушался, вроде бы за ним никто не шел. Ну, слава Богу! Можно будет спокойно обделывать свои дела, а потом, попозже, закатиться к Люське.
Слава уже был дома. Он вообще не был любителем поздних тусовок и гулянок. Даже в загулах окололитературного бомонда участвовал редко.
Открыв дверь и увидев Павла, он неподдельно просиял, вскричал:
— Паша! Как хорошо, что ты зашел…
— Да вот, ты что-то на собраниях лито не появляешься, а я шел мимо, дай, думаю, зайду… — Павел переступил с ноги на ногу.
— Ты проходи, проходи… — Слава поспешно посторонился.
Павел прошел в комнату, сел на диван, огляделся. Он давно не бывал у Славы, но тут ничего не изменилось. Павел давно привык к грязи и форменному бардаку, присутствующему обычно в квартирах поэтесс и прозаичек, но Слава был неплохо устроен: жил в двухкомнатной квартире с женой и дочкой. Хоть квартира и была обставлена весьма скромно, зато в ней присутствовал идеальный порядок. Даже на книгах, стоящих на самодельном стеллаже во всю стену в прихожей, пыли не было.
