приятно.
— Да, госпожа.
Гиль снова фыркнул.
— Только он не дельфин. Дельфины мелкие и серые, а Эйне превращается в огромную черно-белую штуку, больше похожую на кита.
Тот несколько смутился.
— Это тоже дельфины.
— Госпожа называла их по-другому. Как же там было? Ка… ко…
— Косатка? — догадалась Беата.
— Ага, косатка! Ты любила кататься у него на спине, ухватившись за плавник. Он и меня катал, но я не люблю воду. И все время казалось, что он может случайно проглотить меня одним движением пасти.
Беата взглянула на Эйне немного внимательнее. Она знала, что косатки питаются в основном рыбой, но репутацию умных и опасных хищников заслужили не просто так. Он мог превратиться в любое морское животное, но стал китом-убийцей. Интересно, почему? И была ли связь между характером и формами, принимаемыми кецалями?
Но тут ее мысль пошла дальше:
— А почему вы можете превращаться в разных существ, а люди-охотники только в призрачных псов?
— Потому что мы лучше них. Во всем, — ни капли не смущаясь ответил Гиль.
— Высокомерно.
— Зато правда. Верно, Эйне?
Тот помолчал.
— В кецалях изначально было много магии. В наших легендах полно историй об этом: о тайных тропах, которыми могли пройти только мы, о приручении диких животных, дарении удачи и девах, уходящих с нами в леса. Это было еще до того, как мы поклялись служить Калунне, приплыв на ее земли.
— А почему вы уплыли? И откуда?
— Мы с Гилем родились уже здесь, — покачал головой Эйне, — старейшины говорили, что нас изгнал людской страх, обернувшийся ненавистью. Наши ведьмы привели нас туда, где кецалей приняли.
— Те неудачники просто обиделись, что все красивые девушки предпочли кецалей, — серьезно заявил Гиль, — в землях Калунны таких убогих тоже хватало. Человеческие мужчины нас терпеть не могут.
Беата усмехнулась.
— С таким-то отношением, неудивительно. Гиль, а что именно твоя мать тебе предсказала? Какой смысл в превращении в ядовитую змею, если тебе самому они не нравятся?
Ее прервал возмущенный вопль Пуховки. Белый фамильяр вскочил ей на колени и принялся жаловаться. Беата вздрогнула и огляделась. В углу комнаты Пламя с аппетитом поедала мышь-полевку, хрустя костями. Мгла облизнулась и тихонько мяукнула. Пуховка заорала еще громче и с явным отвращением. Беата бросила взгляд на часы и досадливо вздохнула.
— Мне пора кормить фамильяров. И заканчивать сеанс.
— Уже? Госпожа, не бросай нас! Мы так по тебе скучали! — Гиль вскинулся. — Когда ты позовешь нас снова?
— У госпожи важные дела, — строго заметил Эйне, — как будет время, так и позовет. В следующий раз расскажешь ей, как попал во дворец и стал ее охотником. И о пророчестве твоей матери.
— Раскомандовался, — проворчал Гиль, — про себя лучше расскажи, беглый преступник. Если бы я тебя тогда поймал, я бы разбогател и стал самым известным охотником в империи.
— Не поймал бы. Ты слишком непослушный для этого, — неожиданно усмехнулся Эйне.
Гиль фыркнул.
— Наоборот. Я слушал того, кому надо было заткнуть рот и как следует отдубасить. Отравитель ты, Эйне. Заклинатель змей. Всю жизнь мне поломал и должен ответить за это.
— И когда тебе надоест эта шутка? Мы уже умерли, а ты до сих пор мне это припоминаешь. Хотя я тебя и пальцем не тронул тогда.
— Но все равно отравил. А пальцами не трогал правильно: они все остались при тебе. И не сломанными.
— Что? О чем вы говорите? — Беате стало любопытно.
Кецали переглянулись и приняли невинный вид. Это явно была какая-то личная история.
— Мы расскажем, если госпожа пожелает послушать, — лукаво пообещал Эйне, — о том, как опасно быть талантливым кецалем, охоте на косатку, рысь и коршуна, и торжестве справедливости. А еще о сбывшемся пророчестве, лучшем охотнике и одной его неудаче, змее, задушившей мангуста и тем выдавшей свое настоящее имя. Но я не обещаю, что моя история будет интереснее истории Гиля. Мы будем ждать тебя, госпожа. Столько сколько потребуется.
— Но лучше приходи поскорее, — Гиль обаятельно улыбнулся ей, — не оставляй нас тосковать в одиночестве.
— Увидимся, — попрощалась Беата и, с трудом подавив любопытство, свернула спиритический сеанс.
И лишь направившись к мискам своих фамильяров, вспомнила, что он должен был стать первым и последним.
Призыв фамильяра у Даны едва не обернулся для Беаты сердечным приступом. Она снова пришла к ученицам в дом, отдала пальто и шарф Лили, приняла из рук Эвы чашку чая и почти села в кресло, но невольно обернулась и встретила взгляд полный ненависти и жажды крови.
Беата охнула и отшатнулась, роняя чашку, а зловещий черный кот выпустил когти и изготовился к прыжку.
— Мак! Ко мне!
Тот соскочил с кресла и помчался к Дане. Прыгнул ей на руки, обернулся, сверля Беату жутким взглядом, и замер подобно сфинксу.
Сфинксом он и был. Вернее, она.
Черным, уродливым и почти лысым: легкий пушок не скрывал морщинистую кожу, а лишь подчеркивал отсутствие нормальной шерсти. Дана погладила питомца по голове. Взгляд кошки смягчился и стал менее угрожающим: уже не зверь-людоед, а профессиональный убийца, не питающий к жертвам личной неприязни. Но Беата ей явно не понравилась.
— Извините.
Дана усадила фамильяра на стул. Эва и Лили переглянулись: у ног одной вертелся непоседливый колли, а вторая держала на руках свою белоснежную красавицу. На фоне элегантной и пушистой Полли голый черный сфинкс выглядел еще уродливее.
Беата щелкнула пальцами, склеивая разбитую чашку и испаряя разлитый чай. Села в кресло.
А впрочем, кто она такая, чтобы осуждать чужие вкусы? Может, Дана мечтала о подобном монстре с самого приюта?
— Почему ее кличка Мак?
— Маковое зернышко. Они черные. Цветок мака — символ вечного сна и смерти.
— Поэтично, — похвалила ее Беата, — а сфинкс — дитя хтонических чудовищ. Ты нарочно решила сделать ее устрашающей, а не миловидной?
Дана ответила не сразу.
— Нет. Она случайно такой получилась.
Повисла неловкая пауза.
— А какой она должна была выйти? — спросила Беата.
— Обычной короткошерстной кошкой. Я не хотела ее вычесывать каждый день, как Эва чешет Полли, — коротко ответила Дана и замолчала.
Беата недоуменно взглянула на Мак. Если Дана представляла стандартную черную кошку, то как у нее могло получиться вот это?
— Во время призыва что-то пошло не так? Какие ингредиенты ты использовала? Может, что-то противоречащее друг другу? — спросила она.
Дана не успела ответить: вперед выступила Лили. Губы у нее дрожали.
— Наставница, это я виновата! Я испортила призыв фамильяра! Дана, прости меня!
— Что ты сделала и зачем? — нахмурилась Беата.
Лили всхлипнула.
— Я спросила Дану, какой характер будет у ее кошки и что она
