Ознакомительная версия.
Почему-то я уверен, что сейчас это лучшая икона для меня.
Я прижимаю огонек свечи пальцем и улыбаюсь обжигающей боли. В полной темноте я сижу с открытыми глазами и складываю из мыслей новый мир.
Бог, живущий среди нас, видит не все — только то, что в данный момент окружает его. Он может созерцать чудовищную несправедливость, вроде равнодушно и никак не пытаясь исправить её. Он будет стоять, и смотреть на проклинающих его людей, никак не пытаясь помочь им. Он вместе с нами радуется любой божьей милости, ниспосланной за праведную жизнь, словно Он один из нас. Он будет с нами в горести и радости.
Я вглядываюсь в лица образов, идущих навстречу. Нет, я не пытаюсь разглядеть Его лик в бредущих тенях — это невозможно. Если Он сам не захочет, мы не сможем узреть божественную истину.
Я вглядываюсь в лица людей, которые в данный момент и всегда всего лишь мои видения. Сумрачные, спокойные, радостные, довольные и недовольные, — лица проплывают мимо в мире моего отсутствующего сна.
Тени странного мира. Хотя, что может быть странного в мире, где Бог сгорает в пламени взрыва вместе с фанатиком, который шепчет имя Бога перед смертью. Что странного в мире, где Бог, глядя огромными детскими глазами на равнодушие людей, медленно умирает от голода и отсутствия элементарной доброты.
Странно именно то, что люди могут радоваться и смеяться, видя, как Бог приносит себя в жертву.
Позвонил заведующий гинекологическим отделением. Я слушаю его голос — чуть взволнованный, слегка веселый — и представляю себе его расплывшуюся фигуру, которая в белом халате выглядит, как облако. Мы были ровесниками, но выглядел он старше меня лет на десять. Он говорит о том, что у него в отделении есть женщина с гематурическим вариантом хронического гломерулонефрита, и она хочет вынашивать беременность.
— Запретить я ей не могу, а моим объяснениям об опасности для жизни она не верит. Смотрит на меня, как на врага, — рокочет голос гинеколога в трубке.
— А что ты от меня хочешь? — спрашиваю я, заранее зная ответ. — Думаешь, я смогу убедить её прервать беременность?
— Ну, для начала посмотри на пациентку, оцени анализы, потом поговори с ней, я ведь знаю, что ты, когда захочешь, можешь быть убедительным. Если уж она тебя не послушает, то …, - я вижу, как доктор разводит руки на том конце провода.
— Хорошо, буду через полчаса.
Я задумчиво смотрю в окно. Консультантом в гинекологии был другой доктор, но Иван Сергеевич иногда звонил лично мне и звал на консультацию. Я знаю, почему он это делает, и никоим образом не пытаюсь разрушить иллюзию того, что я обладаю даром убеждения — пусть считают, что я отличный специалист, который умеет говорить с пациентами и убеждать их. Кроме того, я никогда не отказывал акушерам-гинекологам, потому что мне самому было любопытно общаться с женщинами в состоянии беременности: кроме самой женщины, я могу увидеть плод, растущий в чреве. Две жизни, тесно связанные сейчас и в будущем, — меня всегда интересовали нестандартные ситуации, когда я мог применить свои способности.
Или — не применить.
Независимо от срока беременности, я видел будущее ребенка. Если плод был с врожденной патологией, я мог изменить ситуацию, не позволив ему страдать в будущем. Однажды я видел, что у ребенка есть уродства, но я не вмешался — этому ребенку суждено родится и его жизнь в некотором роде будет необходима человечеству. И как, кроме как вмешательством Бога, можно объяснить то, что с помощью современных пренатальных диагностических методик врачи так и не смогли увидеть эту патологию. И ребенок родился. Я не слежу за его судьбой — я знаю, что когда придет его время, я уже давно буду пребывать в Тростниковых Полях.
В любом случае, мне интересно. Иногда мне казалось, что у меня такой же интерес, как у фанатично преданного своему делу энтомолога, который, увидев незнакомую ему бабочку, забывает обо всем и бросается за ней. Только в отличие от него, я предпочитаю созерцать красоту и мерзость чужого сознания, только изредка вторгаясь в другой мир.
Я иду по больничному двору, прикрываясь рукой от солнца. Здороваясь с людьми в белых халатах, я думаю о том, что меня тошнит от солнечного постоянства — встает каждое утро и двигается с востока на запад, словно раз за разом, повторяется какое-то ритуальное мистическое действие.
Гинекологическое отделение. Женщины в серых халатах и с хмурыми лицами. Старые кушетки вдоль стен и скрипящие двери палат. Беременная оказалась крупной, ширококостной женщиной. Не скажу, что жирная, но и больной она не выглядела. Улыбнувшись, я задаю типичные вопросы и терпеливо слушаю её. Она говорит, что всю жизнь прожила в деревне, много работала и хорошо кушала, спокойно родила двоих детей, никогда не наблюдаясь ни в каких больницах, и вот, стоило ей переехать жить в город (мой новый муж живет здесь), как сразу нашли какую-то болезнь. Она говорит, что считает себя здоровой, а врач придумал какой-то «громело…». Она запнулась, выговаривая незнакомое слово, а я смотрю на неё и не пытаюсь помочь.
Она говорит, что муж очень любит детей, первые двое «как бы» не его дети, к тому же обе девочки, поэтому он хочет своего. Её лицо осветилось улыбкой, когда она отдельным словом, выделив его в словесном потоке, высказала свою мечту:
— Мальчик.
Я киваю, соглашаясь с ней. Прошу её прилечь и, после рутинного осмотра, оставляю руку на животе. Да, трехмесячный мальчик был хорош. У этой сорокапятилетней деревенской бабы все получится. Она выносит эту беременность, пусть врачам-акушерам многое будет не нравиться, и они будут лечить её в стационарных условиях, постоянно напоминая ей, что она старая повторнородящая и что с этим заболеванием почек беременность и роды — смертельный риск. В срок родится здоровый мальчик, и все будут счастливы. Муж с цветами на пороге родильного дома, женщина с улыбкой на лице и ребенком на руках, довольные акушеры, мысленно перекрестившись, что пронесло, машут прощально руками. Будет только одна ложка дегтя в этой огромной бочке поросячьего счастья: женщина через год умрет от острой почечной недостаточности. Считая себя здоровой, она не будет выполнять рекомендации врача, но — это уже будет другая история, где каждый человек сам кузнец своей жизни. Независимо от того, будет она вынашивать беременность или нет, она все равно умрет от почечной недостаточности, и разница только во времени.
Уже в ординаторской акушеров-гинекологов я просматриваю историю болезни и пишу свои рекомендации. Иван Сергеевич, внезапно возникший в ординаторской, как облако на голубом небе, сев рядом, спрашивает:
Ознакомительная версия.
