О дисциплине что уж говорить… Сапоги не чищены, воротничок не подшит, мундир болтается, как на вешалке. При этом нельзя сказать, что вояка наплевательски относится к своей внешности: волосы он зачесывает так, чтобы те закрывали лысину. Увы, безуспешно.
— Денис Завацкий. Детектив, — теир ткнул пайцзу под нос рыцарю.
— Рад служить Ордену! — вытянулся в Струнку сенешаль. — Евстигней Митяев.
— Садитесь, Митяев. Мне бы хотелось узнать некоторые вещи.
Вояка уселся и преданно заморгал. Денис оглядел комнату, пытаясь найти свободное кресло. К сожалению, сесть было негде: все пространство занимали радиоаппаратура, свернутые жгутами провода, паяльники, микросхемы. Детектив потоптался, потоптался, да так и остался стоять.
— Вы вели расследование исчезновений послов?
— Так точно, господин детектив. Вел. Как есть вел.
— Можно ознакомиться?..
— Рад буду служить… так сказать!..
Негнущимся пальцем Митяев включил машину. Компьютер зажужжал; загорелась оливковая панель допотопной армейской «Аники».
— Отвернитесь, господин детектив, я введу секретный шестибуквенный код. Вот… все, готово!..
Минут десять Завацкий наблюдал, как на экране разворачиваются кривые и графики, мелькают строчки докладов и меморандумов. Наконец до него дошло; Митяев добросовестно, тупо, а главное — безупречно шил дело Киннару II, биологу. Следующему из списка выживших. В ход шло все: эфемерная взаимосвязь между исчезновениями послов и научными озарениями Киннара, украденный из запасника проектор, скрупулезный учет меню биолога, наконец.
Денис поднял на сенешаля глаза.
— Вы что, все это серьезно?
— Виноват, — не понял тот. — Что именно?..
— Ну… меню, проектор… Смотрите, что у вас написано: «8 апреля. Обнаружена в номере обертка от шоколадной плитки марки «Альпенголд». Пропал Клаус Доннель, гражданин Швейцарии…» И вот дальше: «Взял у Татьяны Ли взаимообразно сумму в размере двадцати рублей. Означенная выше Татьяна Ли пропала 10 апреля…»
— Виноват, — повторил Митяев. — Что вам конкретно не нравится, господин детектив?..
— Так ведь к кому угодно придраться можно! Каринэ не пробовали обвинить?.. У нее в рюкзачке тоже шоколадка лежит.
— Зря ерничаете, господин детектив. Зря! У меня система. И госпоже Каринэ в ней найдется место. И господину Марвину.
Митяев смотрел на теира безумным птичьим взглядом:
— Марвин, между прочим, у Киннара в гонцах. Потенциальный диссидент! Вы в курсе, что он бывший яхтсмен?
Пальцы сенешаля забегали по клавиатуре. Завацкий не верил своим глазам: досье, на которое он любовался, требовало минимум серебряной пайцзы!
— Вот, смотрите: «…три года в Рижском яхт-клубе «Роза Ветров». На собственной верфи… трам-пам-пам… реконструировал древний викингский драккар «Нагльфар». — Митяев поднял глаза. — Драккар сгорел, но поплавать ребята успели изрядно. Слушайте дальше: «Заядлый рыбак. Написал несколько статей по мифологии, ни одна не была напечатана… в их числе «Тюр или милосердие», «Куда плывет Нагльфар», «Проблема посмертия в разных мифологических традициях». Видите?..
— Что я должен увидеть, господин Митяев?.. — понемногу закипая, осведомился Денис. — Посмертие в мифологических традициях?
Терпеливо, словно ребенку, сенешаль объяснил:
— Вы, господин детектив, рассуждаете недопустимо косно. Яхтсмен? Яхтсмен. Значит, способен построить лодку. С инструментами в его модуле это раз плюнуть. Рыбак — значит, не умрет с голоду, пока будет сплавляться по реке.
— Да куда по реке? Зачем?!
От нелепости вопроса Митяева передернуло:
— Куда? В логово, конечно. Господин детектив! Умоляю, не сбрасывайте со счетов Марвина! Хотя главный злодей, конечно же, Киннар II.
Уже собравшись уходить, Завацкий полюбопытствовал:
— А что это у вас за аппаратурка, если не секрет?
— Это? — засмущался Митяев. — Так, ничего, господин детектив… Науками в свободное от службы время балуемся.
— А именно?
Митяев вытянулся. Официальным голосом объявил:
— Производим планомерные научные исследования. В области конструктивного налаживания диалога с Внеземным разумом, господин детектив. По радио, значит. Поскольку у солян радиовещания нет и эфир чистый.
Денис опешил:
— А сольо, сольо-то чем вам не внеземной разум?
— Сольо? — сенешаль хихикнул, словно детектив сморозил невесть какую глупость. — Это разум, да. Конечно.
* * *Оставалось найти последнего атташе. Перед тем как отправляться в путь, Денис тщательно занес все свои догадки в Абу. Кроме того, перелистал «Мифы и легенды…», выписал заляпанные красным буквы. До последнего пробела.
Одна странность привлекла его внимание.
Конечно же, Митяев нес несусветный бред. Любой здравомыслящий детектив просто посмеется над этими домыслами.
И все же, все же…
Всякий раз, как он открывал книгу, перед его глазами представала одна и та же страница. Посвященная — sic! — «Нагльфару».
К этим страницам обращались чаще всего. Они были сильнее прочих захватаны пальцами. Кого-то очень интересовал «Нагльфар».
Корабль из ногтей мертвецов.
* * *— Господин Киннар? — осторожно позвал Денис. Тишина в ответ насмешливо вздохнула. Лабораторный этаж казался вполне обжитым: тут и дорожки были почище, и лампы светили в полную силу. Теир двинулся по коридору, открывая все двери: За одной из них и обнаружился атташе.
Киннар II сидел на столе в позе лотоса, читал книгу и жрал спагетти с грибами. Уж простите, что я так грубо, — язык не поворачивается назвать это «ел».
— Здравствуйте, господин Киннар, — вежливо и с достоинством поклонился Денис.
— Киннар второй, — сварливо отозвался биолог. — А ты кто будешь? Каких краев?
— Денис Завацкий. Я детектив Ордена.
— Ишь! — хмыкнул тот. Однако со стола слез и ниц простерся.
— Ну, ну! Вставай, — миролюбиво потрепал его по плечу Завацкий. — Вполне достаточно поясного поклона, я не сторонник церемоний.
Жирная туша биолога замерла. Джинсы были малы Киннару, линялая рубашка выбилась из-под пояса, и Денис с омерзением заметил торчащее нижнее белье. И такие люди представляют Орден в варварских краях!
Атташе поднялся и преданно замигал. Густая борода не могла скрыть некую детскость в его лице. Бог знает, в чем тут было дело: в капризном ли изгибе губ или оттопыренных ушах? В длинном буратинистом носу? А может, глазки биолога тому виной: смотрел сквозь них простодушный младенец, для которого мир — одна большая погремушка? а все взрослые — няньки, кормилицы и поильцы.