– Некоторые идут в армию ради карьеры, – сказал я. – Через двадцать лет ты уходишь в отставку с пенсией и самыми разными льготами.
– Конечно, – согласился он, уже теряя интерес к предмету обсуждения, – но это только исключения. Они не идут из-за таких обветшавших понятий, как патриотизм. Они идут, чтобы застраховаться. И ты можешь себе представить, что это за люди, которые готовы в течение двадцати лет слушать армейский треп о том, что они здесь получат больше, чем где-либо, только потому, что не способны выжить на гражданке. – Морт презрительно фыркнул.
Он поднялся и отправился на кухню за очередной порцией кофе.
Когда он возвратился, я спросил:
– Морт, а над чем ты работаешь сейчас?
– Парочка вещей. Серия, отчасти касающаяся политики. Пахано-перепахано, но я даю это под несколько другим углом.
– И что там о политике?
Он поднял газету и сунул ее мне.
– Видел эту информацию о карманнике, который стал мэром городка в Новой Англии?
– Карманник?
– Ага. – Он горько рассмеялся. – Толстое полицейское досье. Он обнаружил, что для того, чтобы жить честно, ему необходима работа. То есть, если его не изберут, он будет вынужден опять воровать, чтобы заработать на жизнь. И даже если воровать для этого просто необходимо, то лучше делать это, сидя за столом, как это делают политики, а не шататься по театральным сборищам и ярмаркам штата.
Я уставился на Циммермана.
– Ну и как, выбрали?
– О да, все в порядке, выбрали. Под общий хохот – в кабинет.
– Боже праведный! – простонал я. – Куда катится страна?
– Просто избиратели наконец-то становятся такими же циничными, как и политики, – фыркнул Морт. – Ты представить себе не можешь, как много на сегодняшних выборах бюллетеней, где кандидатами внесены Пого-пого или Утенок Доналд.
– Я думал, главная тенденция – не голосовать вообще.
– Кто может их в этом винить? – продолжал оппонировать Морт. – Если даже на принципиальную кампанию собирается пятьдесят процентов потенциальных избирателей – уже необычно.
– Ну ладно, – согласился я, – но ведь, если избирателям не нравится то, что происходит, они могут поставить другого человека.
– А могут ли? – потребовал он ответа. – Старая песня, все это – фикция, когда оба кандидата обычно выступают за одно и то же. Сколько из них сдерживают свои обещания, укатив из округа? Ты голосуешь за человека, ибо он на твоей стороне против другого, но стоит ему усесться в кресло, как он преображается. Вспомни старые времена Джонсона и Голдуотера.
Он снова помахал ложечкой в мою сторону.
– Это один из вопросов, о которых я собираюсь написать. Растущий в людях цинизм – это отношение ко всему, что будут делать политики. Мы перестали ждать от них что-либо, кроме показухи. Счастливчик, со времен Вудро Вильсона в Белом доме не было ни одного настоящего романтика, он был анахронизмом и, возможно, немножко дурачком для битья.
– Хорошо, но ведь был Рузвельт, – слабо возразил я.
– Был ли? Знаешь, кто выдвигал его кандидатуру первый раз? Хьюи Лонг[6]. Среди других больших политических машин; Тэмени-холл[7], Фрэнк Хейг[8], машина Келли-Нэша[9]. А откуда он взял своего третьего вице-президента? Из Канзас-Сити, машина Пендергаста, Счастливчик, друг мой, как ты думаешь, что пообещал – а позднее и сделал – этим людям суперлиберал Рузвельт, чтобы заручиться их поддержкой? – Морт потихоньку распалялся. – А что мы имели с тех пор? Клоуны и вояки, которые проводили все восемь лет за игрой в гольф…
– Ну, – я неуютно поежился, – был еще Джон…
– А ирландская мафия, а? Это был тот самый единственный случай, когда Мэдисон-авеню[10] действительно выиграла выборы. Когда общественный имидж и телегеничность значат больше, чем платформа и партийные принципы. Парень выиграл президентские выборы потому, что его соперник недостаточно чисто побрился перед телевизионными дебатами. Еще один большой либерал первым одобрил фиаско в заливе Свиней и начал эскалацию войны в Азии. – Морт Циммерман фыркнул. – Должен признать, по крайней мере у него было чувство собственного достоинства. У него и у его семьи. Он не был одним из тех клоунов, которые пришли позже.
По– моему, его слегка занесло в сторону.
– Послушай, мы отвлекаемся от темы, – прервал я. – Мы говорили о цинизме избирателей.
– А почему бы им и не быть циниками? Ведь почти каждые два года всплывают новые случаи с полицейскими, которые оказываются самыми крупными грабителями и ворами города. Я могу отследить по годам. Денвер, Чикаго, Лос-Анджелес, Детройт, Айдахо-Фолс и еще масса недавних примеров. И это только в полиции. Цветочки по сравнению с коррупцией среди администраций.
– А я по-прежнему утверждаю, что избиратели могут их убрать, если захотят, – наполовину сердито сказал я.
Он покачал головой.
– Даже это становится невозможным. Ты знаком с избирательными законами, которые сегодня превалируют? Отныне в половине штатов третья партия попросту не может зарегистрироваться. В некоторых из них положение о выборах участия третьей партии вообще не предусматривает; в других условия таковы, что Республиканская партия Линкольна середины 1800-х годов не смогла бы даже бороться за власть, ибо ее кандидат не удовлетворил бы всем требованиям.
– Конечно, ты можешь голосовать за ту или иную партию, но они обе выступают за одно и то же. Давно ли существовала хоть какая-то разница между их национальными платформами?
В конце концов я сдался под его словесным огнем.
– Ладно, – сказал я, – вчера мне все это было бы более интересно. Сегодня я вынужден помечтать о чем-нибудь еще, помимо растущего цинизма избирателей.
– О? Что случилось, Счастливчик?
– Похоже, люди снова будут называть меня Чарли.
Его лицо стало вопрошающим.
– Сомневаюсь, что мое пребывание на работе продлится до конца недели.
– На самом деле, Счастливчик, – проворчал Морт, – ты никогда особо не был журналистом.
– Мне все об этом постоянно твердят, – вздохнул я. – Однако мне нужны деньги. Я – самый расточительный человек в мире. Я могу нырнуть в собственный бассейн на заднем дворе и вылезти оттуда, став беднее на три доллара.
Он странно на меня посмотрел.
– Как ты ухитрился откопать эту нашумевшую историю с банком и Долли Теттером?
Мне начинало становиться все равно.
– Моя младшая сестренка не знала, как достать кассету с пленкой из нового фотоаппарата, – впрочем, как и я, – поэтому мне пришлось отнести его в магазин. По пути обратно, снаружи здания Первого банка Америки, я столкнулся с Долли Теттером, или он столкнулся со мной. Он тащил одно из этих новых ракетных ружей с гироприцелом – типа базуки для бедных и прикрывал спокойный отход троих парней из своей команды, которые только что взяли четверть миллиона.
