Но вслух сказал совсем обратное:
— Не знаю я, майор. Мы живем… Мы жили врозь. Но…, челюсть — я вчера Роману свернул.
"Лев Константиныч!! — заорал внутри Завьялов. — Ты что — с ума сошел?!"
"Заткнись, Борис. Нонна здесь вчера орала, соседи могли машину видеть. Наврем в малом, не поверят в большем. Ты не знаешь, как современная криминалистика работает — следы моего ДНК остались на Роминой челюсти".
— Вы? — удивленно задрал брови Валентин Семенович. — За что?
— Да было дело, — вздохнул генерал. — С е м е й н о е.
— Позвольте мне решать, Лев Константинович, — нахмурился сыщик, — что здесь — семейное дело, а что нет. Ответьте, за что вы ударили внука?
Генерал отлепил пальцы от подлокотников, свесил руки между колен, разглядывая отбитые, содранные костяшки правой руки, сгорбился:
— Роман приехал меня уговаривать продать этот участок. Я не согласился.
— И сразу в челюсть? — недоверчиво прищурился майор.
— Ну почему же сразу… Вначале п о т о л к о в а л и.
— Но все же. Били-то, зачем?
— А достали они меня, майор, — грустно усмехнулся Константиныч и провел ребром ладони по кадыку: — Во как достали! "Продавай, да продавай!" Я не выдержал…, ну и послал по матушке…
Майор и участковый переглянулись, Вершинин на секунду смежил веки, кивнул: мол, подтверждаю, досаждали старику. Сосед наследников науськивал. Выглядел Олег Семенович при этом весьма сочувственным. За старого приятеля стоял. Но тертого московского сыщика, тем не менее, не сбил с настроя:
— Лев Константинович, — внимательно разглядывая отставного контрразведчика, сказал майор, — а вы после отъезда внука, никуда не отлучались? Дома были?
— Да, — скупо подтвердил Потапов.
— Один?
— Как видишь, — генерал развел руками, оглядел просторную единоличную берлогу, — один век коротаю.
Участковый неловко крякнул, поскреб в затылке, буркнул:
— Ты, Валентин Семенович, не того…, не туда шагаешь. Лев Константинович человек заслуженный…
— У вас есть личное оружие? — не обращая внимания на Вершинина, проговорил майор.
"Оп-паньки!" — внутренне охнул Борис. А генерал невозмутимо кивнул:
— Есть. Наградной ТТ. Достать? — и усмехнулся: — Оружие, вы говорите, на месте преступления оставили?
— Валентин Семенович! — гневно, не выдержав столичного напора, воскликнул капитан. — Рома — в н у к Льва Константиновича! Подумайте, что говорите!
И сыщик неожиданно сдался. Задумчиво поиграл бровями, достал из кармана визитку и положил ее на стол:
— Не буду сейчас, Лев Константинович, вас лишними расспросами и канцелярщиной утомлять. Как только оправитесь, зайдите, пожалуйста, в прокуратуру…, вот все мои координаты. Я, по сути дела, только за одним приехал — узнать, вы сами сообщите родственникам о гибели родных или мне это за вас сделать?
— Я сообщу, — опустил голову генерал. — Когда можно забрать тела для похорон?
— Они сейчас в судебном морге, — вздохнул майор. — Как только завершат все необходимые, мгм, процедуры — вас известят. Звоните не раньше вторника. Там сейчас столько…
Валентин Семенович не договорил, махнул рукой, и так и не присев, пошел на выход.
— Лев Константинович, — склонился над Потаповым участковый, — вы как? Может мне остаться с вами? Помочь чем-нибудь?
— Нет, Олег, спасибо, уходи. Хочу один побыть. Провожать не буду, дорогу знаешь. Ворота как следует захлопни только…
— Знаю, знаю. Вы если что — звоните! Прибегу.
— Спасибо, друг.
Из кабинета медленно вытекали гости. Иннокентий с бледными щеками, Жюли-Жози с поджатым хвостиком-метелкой, Зоя.
Зоя шла сама, циклопша тоже хотела видеть все ее глазами: Миранда, наконец-то, присутствовала там, куда ее не допускали! Не разрешали женщине с нестабильной психикой и оппозиционными настроениями путешествовать (хотя бы туристкой!) в чужие тела. Поставили на ней тавро запрета.
Теперь ее мечта — сбылась! Она здесь, она участвует, видит, полнокровно подпитывается запредельными эмоциями…
Завьялову было гадко видеть столь откровенную жадность до впечатлений. Он сидел внутри генерала молчаливым, сочувственным свидетелем и слово боялся вымолвить: утешать он никогда не умел, с соболезнованиями к мужикам не лез.
Да и что тут скажешь?! "Крепись, Константиныч, Ромка все равно говном был"?! Или наврать: "Ох-ох-ох, какого парня потеряли!"?!
Константиныч, когда внука вспоминал, только маленьким мальчонкой его и представлял! О мужике с одутловатым, потасканным лицом — не вспомнил даже на секунду.
К генералу подбежала собачонка. Лизнула свешенную руку.
На белом Кешином лице отчетливо выпучились глаза. Моргнули — жена совсем в собаку превращается!
Зоя, став совсем собой, забила Миранду внутрь, с закушенной губой и смягчившимся лицом, подошла к Потапову. Остановилась напротив замершего в кресле генерала. Негромко выговорила:
— Мы все слышали, Лев Константинович. Вашего внука и невестку убили — и з — з а н а с?
— Ну что ты, Зоенька, — печально усмехаясь, распрямился генерал. — Ромка сам во всем виноват.
Скупо, максимально сжато, Лев Константинович поведал девушке о причине своего появления в больничном морге. Невесело закончил:
— Он сам нарвался. Про мертвых так не говорят, но… мой внук, Зоя Павловна, был жадным тупым уродом. Полез туда, куда не следует. Замахнулся не по чину, вмешался в игры взрослых дяденек.
Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.
В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном — отбыл. Лев Константинович вернулся в кресло. Поглядел на общество сурово, стойко, ждуще.
— Вы знаете, кто убил ваших родных? — отважилась на вопрос Зоя.
— Знаю, — кивнул Потапов.
— Почему вы сказали об этом полицейским?
Генерал пожал плечами:
— Роману и Ноне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу — нет времени, я вам сейчас нужнее.
— Но почему?! Вы же знаете убийцу!
— Не убийцу, а заказчика, — покачал головой Потапов. — И это есть большая, недоказуемая разница.
"Лев Константиныч, — впервые вступил в разговор Завьялов, — а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?"
"Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло… Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит — Нонка расстаралась… Растрещалась дура заполошная. Чего уж там она заказчику моего эпистолярного творчества наплела — одному богу известно! Могла наврать, что я из Ромки признание выбил — доказательства, так сказать, на лице. Могла насочинять, что я сам обо всем догадался, и Коваля вычислил…"
